Мне становится противно, и я отпускаю её, оттолкнув. Вмиг промокшая от пота одежда неприятно липнет к телу, и вокруг как будто начинает вонять гнилыми водорослями. Не буду скрывать: сам факт её невинности, нетронутости другими мужчинами заводил меня особо. Но сейчас до меня вдруг доходит, что она, может быть, и не такая уж чистая, как мне казалось.

— Вали к своему Коленьке.

Отворачиваюсь. Шлюха она и есть шлюха. В горле моментально пересыхает, а на душе становится особенно отвратно. Даже действовать через неё желание отпадает. Найду другой способ. А она пусть и дальше со своим папиком фотографируется.

Попов любит праздники. Причём ему очень нравится созывать огромную толпу в свои заведения и наблюдать за всеми с насиженного места, наслаждаясь атмосферой гнетущего, пропитанного потом и запахом смеси парфюмов сомнительного веселья. Тёмные, набитые людьми, популярные в городе клубы — его излюбленное место. По пятницам он приглашает всех, кого считает своими приближёнными.

Я ему чем-то приглянулся, он считает меня обычным прожигателем жизни, любящим выпивку и баб, но всё гораздо сложнее. И на его тусовках я почти не пью, чтобы быть в здравом уме и замечать всё необходимое. Я ищу зацепку, я слежу за гостями, я подслушиваю разговоры. Знаю, что гибель Риты на его совести, и я найду ответы на свои вопросы, чего бы мне это ни стоило. Жаль только, что я никак не могу пробраться в его дом. Он — неприступная крепость. Прохожу сквозь толпу, пожимаю руки братве и громилам в пиджаках. Сканирую зал на предмет знакомых лиц. Темно, мерцают полосы света, раскрашивая лица то синим, то жёлтым. Зал гудит голосами и музыкой. Одни увлеклись общением и танцами, другие просто пьют.

ВИП-зона расположена на втором этаже. Медленно поднимаюсь по лестнице. Очередной громила, кивнув, пропускает меня внутрь. За столом вся местная мафия. Это днём они уважаемые бизнесмены. Сейчас же это бухие уроды, ворочающие чужими жизнями. Не верю ни одному из них. Слишком много денег, чтобы оставаться хорошими людьми.

Попов сидит ко мне спиной. На его плечах руки Хелен. Так зовут блондинистую дрянь, чересчур много себе позволяющую. В миру она, наверное, Алёнка или Леночка, но Попов её зовет именно так. Меня действительно занимает вопрос: она настолько глупа, что не понимает, с кем связалась? Или бабки её колышут сильнее собственной безопасности?

Хелен массирует толстый загривок, а Попов поворачивается, иногда губами касаясь её рук. Я медленно и незаметно приближаюсь, сейчас мне отлично слышно, о чём они говорят.

— Если бы ты только была со мной понежнее и посговорчивее, солнышко.

— Ты же знаешь, милый, я стараюсь. Мне просто нужно чуточку больше пространства для маневра.

— Иногда мне кажется, что я тебе совсем не нравлюсь.

Взрослый мужик, а блеет как овечка. Ещё и губки складывает бантиком.

— Я стараюсь, милый, просто мне нужно немного больше времени. Я ещё не готова.

— Может быть, сегодня поднимешься со мной в номера?

— Дай мне дождаться подходящего момента.

Он смачно целует девичью руку и улыбается ей. Я вижу его профиль с округлыми, сальными чертами лица.

Непроизвольно смотрю на пышный женственный зад в коротком серебристом платье, на стройные ноги, тонкую талию и светлые волосы до пояса. Понимаю, что эта паршивка меня обманула. Ничего у них нет. Она с ним не спит, он параллельно имеет эскортниц для здоровья, одаривает её подарками и ждёт, когда она наиграется в недотрогу.

Эротические фотографии, как же! Уж слишком он с тобой сюсюкается для того, кому уже позволено фоткать тебя с раздвинутыми ногами. Маленькая лгунья.

— Добрый вечер, Алекс, ты так незаметно подкрался, что я даже слегка напрягся, — ржёт Попов.

— Добрый вечер.

А девка смущается. Вот зуб даю, заметив меня, она на секунду выходит из роли и теряет концентрацию.

— Хватит, малыш. — В тысячный раз целует он её пальчики, снимая женские руки со своих плеч.

Богатый, зажравшийся боров. Ему нравится держать Хелен возле себя, ждать, надеяться, обхаживать. Среди доступных и продажных тёлочек она для него, похоже, нечто вроде диковинки. Новая игрушка с особой инструкцией. Однажды Попов не выдержит и использует её по назначению. Будет больно и противно. Останется психологическая травма. На хрена ей это надо? Лично я никак не пойму.

Лживая мелочь покладисто отступает от папика и, развернувшись, ловит меня взглядом. Горячо, как в жерле вулкана. Она смотрит мне в глаза. И я приветсвенно киваю ей. Химия такая, что сносит с ног. И ведь мысленно я её уже оправдал и хочу по новой. Так и вижу, как в порыве страсти мы сломаем кровать, расколотим несколько ваз и опомнимся только ближе к вечеру.

Она обходит меня по длинной дуге и копается в сумке. Ищет расческу. Надо быть красивой для своего папика. Как же далеко она зайдёт? За что позволит порвать девственную плеву? За машину, квартиру? За статус госпожи Поповой?

Не могу перестать смотреть на неё, она чем-то манит. Дело не только в Попове. Она строптивая, невинная, красивая, и это так возбуждает, что впору засунуть голову под струю ледяной воды.

Совершенно случайно заглядываю внутрь её шмотника от-кутюр на золотой цепочке и обращаю внимание на то, что из внутреннего кармашка торчат сразу три паспорта. Это точно корочки документов. Ошибки быть не может. На девку никто не смотрит, кроме меня. Всем по фиг. А я вот вижу. И мне интересно. Проследив за моим взглядом, Хелен быстро захлопывает сумку. На хрена ей три паспорта? Настороженно перевожу взгляд на её лицо. Она же отворачивается и на еле гнущихся ногах следует к своему папику, садится рядом, улыбается ему. Ластится.