Молча разворачиваюсь и иду назад в здание пекарни. Не могу же я признаться другу, что, несмотря на весь мой выпендрёж, я ужасно рада видеть бывшего. Мне нравится на него смотреть, а еще губы горят от его попыток поцеловать меня. Но между нами миллион обид, для того, чтобы перечислить все, не хватит пальцев обеих рук. Бросив Тимура, возвращаюсь в жилую половину здания, планируя спокойно собраться на встречу с друзьями в ресторане. Пусть Айвазов думает, что я уже уехала, может тогда уберется из моей пекарни поскорее.

Таня

Я пытаюсь застегнуть на спине молнию вечернего платья. Серебристая ткань, как назло, комкается, не желая ложиться ровно. Не знаю, ждет ли меня Игнат или уже уехал. Надо будет с ним созвониться. Блин! Обычно у меня получается извернуться таким образом, что я подхватываю собачку молнии. А сегодня я просто сама не своя. Нервничаю.

— Танюша.

Вздрагиваю, вертясь у зеркала. Этот командный голос я ни с чьим другим не спутаю. Вроде бы нежно назвал, а как будто к стенке властно припечатал.

Поворачиваюсь к нему лицом, чтобы бывший не мог видеть мою обнажённую спину.

— Ты дверь не закрыла, — наступает Айвазов.

— Закрыла, я даже щелчок замка помню.

— Лааадно, — загадочно тянет.

Подходит ближе, а потом нахально усмехается.

— Я когда замок менял, оставил себе дубликат ключа.

— Ты в край обнаглел!

Вспыхиваю от гнева. Но тут же вспоминаю, что мы вдвоем в пустом доме, на мне расстёгнутое платье. Кожа горит, тело немного дрожит от странного предвкушения.

— Обнаглел? — переспрашивает Тимур. — Ну разве что чуть-чуть, моя мозгоклюечка.

— Твоя? Ха! — Откидываю волосы на спину. Отступаю маленькими незаметными шагами. — Теперь я знаю, что подарю тебе на день рождения. У тебя ведь скоро? Пятого мая, если память мне не изменяет. Ты ведь у нас Телец, насколько я помню.

— Целеустремленный и решительный? — интересуется бывший с нескрываемой агрессией в глазах. Наступает.

— Твердолобый и несговорчивый.

Он пожимает плечами. Если я еще немного отойду, то придется садиться на полочку под зеркалом.

— Так что ты мне подаришь, гюнеш? Губозакаточную машинку? — интересуется Тимур, хищно улыбаясь.

От этого давно забытого ласкового слова в груди все взрывается проклятой нежностью.

— Нет. — Гоню от себя сладкий дурман. — Еще одну бабу, хммм, резиновую.

— Не смеши меня, мозгоклюечка.

Дальше я не осознаю, как это происходит, но Айвазов оказывается рядом со мной.

— Тебе помочь?

Имеет в виду молнию на моей спине. От его близости и горячего дыхания, я едва держусь на ногах.

— Нет. — Борюсь из последних сил. — Девок из машины достал? Чтоб не задохнулись. Я волнуюсь.

Он касается моей спины, ведет пальцем по позвоночнику, от этих легких прикосновений по телу сыплются искры.

— Прости меня за те слова.

— Какие? — пытаюсь я не стонать и не дергаться, его руки, они такие умелые. — Нет мне дела до твоих слов.

— Про то, что не люблю. Это ложь была. Я злился на тебя за ревность, за скандалы, за упреки. Накопилось. Ты же знаешь меня, я иногда совсем дурак.

— Мне все равно, — все-таки дергаюсь, стараясь повернуться и застегнуть платье.

Его признания медом ложатся на душу. Хорошо становится, отпускает. Тиски старой боли разжимаются. Дура! Дура! Дура!

На мою спину опускается горячая мужская ладонь. Я чувствую жесткую ткань рукавов его пиджака. Слабовольно мечтаю снова увидеть его обнаженным. Вспоминаю, как красиво он смотрелся в моей темной спальне, когда стоял передо мной полностью голым и блестящим от пота. Красивый, возбужденный, сильный.

Между бедер бессовестно мокнет.

— Кожа, как бархат, — хрипит Айвазов над моим ухом.

— Не для тебя, — выворачиваюсь, спиной прижимаюсь к зеркалу.

Теперь глаза в глаза. На расстоянии поцелуя.

— Мне в ресторан к друзьям нужно. А ты задерживаешь.

Айвазов кидается на меня, словно изголодавшийся хищник. Находит мои губы, впиваясь в них короткими поцелуями-укусами.

— Ты же знаешь, что никуда не пойдешь.

Его язык настойчиво таранит мой рот, руки задирают подол, прижимая ягодицы к поверхности холодного зеркала.