— Иной раз, получая эти сообщения, — сказал Артур, когда они подъезжали к Франц-центру, — я очень расстраиваюсь. Сижу на работе и плачу. Но знаешь, отец доводил себя до безумия мыслями о том, что могло бы быть. Болезнь Сьюзен — это часть ее. Не принять очевидного — значит, предать.

Район Норт-Энд, где находился Франц-центр, состоял главным образом из старых, обшитых гонтом домов. Артур остановил машину перед большим обшарпанным кирпичным домом и осмотрел улицу. На углу праздно стояла группа подростков, большинство их было одето, несмотря на жару, в одинаковые блестящие куртки членов шайки.

— Тебе следует войти внутрь, — сказал он Джиллиан. — Белой женщине не стоит здесь сидеть в машине.

Когда она захлопнула дверцу, щебетание пульта дистанционного управления привлекло внимание собравшихся на углу.

— Можешь наблюдать за машиной из окна, — сказал ей Артур, — и подмечать, что снимут с нее.

Помещение Сьюзен именовалось надзираемым. У каждой из восьми обитательниц дома была однокомнатная квартира. Валери или кто-то из других патронажных сестер круглосуточно дежурили, чтобы оказывать им помощь. Когда Сьюзен бывала стабильной и работала, она могла сама покрывать большую часть расходов, но лишь благодаря большой дотации от штата и субсидиям различных фондов. Финансирование от штата постоянно находилось под угрозой. Артур все время писал письма и встречался со своим депутатом законодательного собрания, чтобы предотвратить исчезновение центра. Отцовское наследство — более крупное, чем можно было ожидать при его бедности, — оставалось в доверительной собственности, как резерв.

Квартирка Сьюзен была маленькой и в настоящее время хорошо ухоженной. Бывали периоды, когда она не следила за чистотой и редко сама вспоминала о внешности, но соглашалась с предложениями патронажных сестер навести порядок. На стенах не было ни одной картины, поскольку рано или поздно они вызывали бред или приступ. Сьюзен обычно слышала голос матери, предупреждавшей ее о каких-то невидимых угрозах.

Медсестра с проксилином была там и к тому времени, когда Артур появился, уже сделала укол. Сьюзен могла ехать. Он снова напомнил ей о Джиллиан. Однако Сьюзен как будто не понимала, о чем речь, пока не села на переднее сиденье машины.

Потом она внезапно спросила брата:

— Стало быть, ты трахаешься?

Артур вспыхнул до корней волос, но ответил, как всегда, сдержанно:

— Сьюзен, когда ты стараешься быть тактичной, гораздо приятнее.

— Трахаешься? Я все знаю про трахание. Больше Артура.

Последнее замечание явно адресовалось Джиллиан, хотя Сьюзен не смотрела в ее сторону.

— Не думаю, что по этому предмету ставят отметки, — спокойно ответила Джиллиан. Артур заранее посоветовал ей не позволять Сьюзен шантажировать или запугивать себя, и этот ответ как будто успокоил его сестру. В зеркало заднего обзора он видел, что Джиллиан совершенно невозмутима.

После смерти отца Артур поселился в его квартире. В определенном смысле здесь было уютно. Он несколько лет жил в однокомнатной в роскошном здании неподалеку от Дрим-стрит. Вечером одного взгляда бывало достаточно, чтобы ощутить себя сломленным тем миром фешенебельности и соблазна, который навсегда останется недосягаемым. Правда, возвращение в мрачную обстановку, которую отец всегда желал ему покинуть, содержало какой-то элемент капитуляции. Но выбора не существовало. Смерть отца сильно потрясла Сьюзен, и врачи подтверждали, что эта квартира имеет для нее большое значение. Сьюзен Рейвен только в этом доме была здоровой. Для нее квартира представляла единственную реальность психической стабильности. Покинуть это жилище — означало бы навсегда закрыть некую дверь.

Артур указал Джиллиан на старую металлическую кухонную табуретку и принялся вместе с сестрой за стряпню. Кухня с эмалированными шкафчиками была тесной, но им хорошо работалось бок о бок. Сьюзен готовила картофельное пюре, свое фирменное блюдо. Картошку толкла, хмурясь и неотрывно глядя в кастрюлю, словно подавляла какую-то губительную силу. Общение Сьюзен с Джиллиан представляло собой курение ее сигарет, а не своих.

Основное блюдо, говяжья тушенка, появилось из большой пластмассовой коробки. Артур утром вынул ее из морозилки. Он выложил содержимое в большую кастрюлю и кое-чего добавил. Еды, пожалуй, хватило бы на дюжину человек. Обильным остаткам по окончании ужина предстояло быть замороженными снова. По расчетам Артура, в коробке должно было находиться несколько кубиков говядины, растаивающих еженедельно с начала девяностых годов. Для здоровья это представляло огромный риск. Но так поступал их бережливый отец — мотовство доводит до нужды, — и сестра Артура не признавала никакой другой процедуры.

Сьюзен накрыла стол на троих, что явилось ее первым признанием присутствия Джиллиан. Артур разложил порции из кастрюли. После этого Сьюзен взяла свою тарелку и села в гостиной перед телевизором.

— Что я такого сделала? — прошептала Джиллиан.

— Это входит в программу лечения.

— Вы не едите вместе?

Артур покачал головой.

— Идет ее передача. Единственная, которую она может смотреть, не выходя из себя.

— Это какая же?

— Приготовься. «Звездный путь».

Артур приложил палец к губам, показывая, что не нужно смеяться, и ей пришлось втиснуть в рот половину кулака, чтобы не издать ни звука. Потом, видимо, найдя более безопасную тему, Джиллиан спросила о деле Ромми. Она не слышала о решении Харлоу и порадовалась за Артура.

— Артур, и каким будет твой следующий шаг?

— Ничего не могу придумать. Я подал все мыслимые ходатайства, выписал все повестки. Никаких документов о том, кто был или не был в тюрьме в ночь тех убийств, не сохранилось. Джексон Эйрз никому не позволяет разговаривать с племянником Эрно. Мюриэл не хочет предоставлять ему иммунитет, а судья не может ее принудить. Двадцать девятого июня период представления документов заканчивается. Наверное, мне следует просто тянуть время. После решения Харлоу Мюриэл нужно постараться как-то подорвать доверие к Эрно, пока мы не вернулись в апелляционный суд за решением, подлежит ли дело пересмотру.