Красную черепицу конусообразной крыши башни он впервые увидел с вершины холма, на который поднялся, срезая поворот еле заметной тропинки. Склон, поросший орешником, заваленный сухими ветками, устланный толстым ковром желтых листьев, был небезопасен для спуска. Ведьмак повернул назад, осторожно съехал по скату, вернулся на тропинку. Он ехал медленно, время от времени придерживал коня и, свесившись с седла, высматривал следы.

Лошадь дернула головой, дико заржала, затопала, затанцевала на тропинке, всклубив засохшие листья. Геральт обвил шею коня левой рукой и, сложив пальцы правой в Знак Аксии, водил кистью над головой животного, шепча заклятие.

– Настолько плохо? – бормотал он, оглядываясь вокруг и не снимая Знака. – Настолько? Спокойно, Плотва, спокойно.

Колдовство подействовало быстро, но подгоняемаяпяткой лошадь тронулась не сразу, тупо, неестественно, потеряв гибкую ритмичность поступи. Ведьмак ловко соскочил на землю, пошел дальше пешком, ведя коня под уздцы. Увидел стену.

Между стеной и лесом не было промежутка, заметного разрыва. Листья молодых деревцов и кустов можжевельника сплетались с плющом и диким виноградом, уцепившимся за камни. Геральт задрал голову. В ту же минуту он почувствовал, как, щекоча, поднимая волосы, присасывается к шее и ползет невидимое мягкое созданьице. Он знал, что это было.

Кто-то смотрел.

Он повернулся, медленно и плавно. Плотва фыркнула, мышцы на ее шее задрожали, перекатились под кожей.

На склоне холма, с которого он только что спустился, неподвижно, опираясь рукой на ствол ольхи, стояла девушка. Ее белое ниспадающее до земли платье контрастировало с блестящей чернотой длинных растрепанных волос, ложащихся на плечи. Геральту показалось, что она улыбается, но уверенности не было – девушка была слишком далеко.

– Здравствуй, - произнес он, поднимая ладонь в дружественном жесте. Сделал шаг в сторону девушки. Слегка поворачивая голову, та следила за его движениями. Лицо девушки было бледным, глаза – черными и огромными. Улыбка – если это была улыбка – исчезла с ее лица, как стертая тряпкой. Геральт сделал еще шаг. Зашелестели листья. Девушка косулей сбежала по склону, промелькнула меж кустов орешника и, став уже только белой полоской, исчезла в глубине леса. Длинное платье, казалось, совсем не ограничивало свободу ее движений.

Кобыла ведьмака стонуще заржала, вскидывая голову. Геральт, все еще смотря в сторону леса, машинально успокоил ее Знаком. Ведя коня под уздцы, пошел дальше, медленно, вдоль стены, по пояс утопая в лопухах.

Солидные, окованные железом ворота, висящие на проржавевших петлях, были снабжены большой латунной колотушкой. Немного поколебавшись, Геральт протянул руку, коснулся позеленевшего кольца. И тотчас отскочил, потому что в ту же минуту ворота отворились, скрипя, скрежеща, пригибая пучки травы и разгребая камешки и ветки. За воротами никого не было – ведьмак видел лишь пустой двор, запущенный и заросший крапивой. Он вошел, ведя коня за собой. Одурманенная Знаком лошадь не противилась, однако ступала неуверенно, на негнущихся ногах.

С трех сторон двор окружала каменная стена и остатки деревянных лесов, с четвертой был фасад особняка, пестревший оспинами отвалившейся штукатурки, грязными потеками и гирляндами плюща. Ставни, с которых облезла краска, были закрыты. Двери тоже.

Геральт набросил поводья Плотвы на столбик у ворот и медленно пошел в сторону особняка по гравийной аллейке, ведущей мимо низкого бортика небольшого фонтана, полного листьев и мусора. Посередине фонтана, на причудливом цоколе, выгибая кверху обитый хвост, напрягся высеченный из белого камня дельфин.

Возле фонтана, на чем-то, что некогда было клумбой, рос розовый куст. Ничем, кроме окраски цветов, он не отличался от других розовых кустов, какие приходилось видеть Геральту. Розы были исключением – цвета индиго, с легким оттенком пурпура на концах некоторых лепестков. Ведьмак прикоснулся к одной, наклонился, понюхал. У цветов был типичный для роз запах, но несколько более резкий.

Двери особняка – а одновременно и все ставни – с треском распахнулись. Геральт резко поднял голову. По аллейке, скрежеща гравием, прямо на него неслось чудовище.

Правая рука ведьмака молниеносно взметнулась над правым плечом, в ту же секунду левая рванула за ремень на груди, и рукоять меча сама прыгнула в ладонь. Клинок, с шипеньем выскакивая из ножен, описал короткий сияющий полукруг и замер, нацеленный острием в сторону атакующего зверя. Чудовище при виде меча затормозило, остановилось. Гравий брызнул во все стороны. Ведьмак даже не шелохнулся.

Существо было человекообразным, одетым в поизносившееся, но хорошего качества платье, не лишенное изящных, но совершенно бесполезных украшений. Человекообразность, однако, доходила лишь до грязноватого воротника кафтана, ибо над ним возвышалась громадная, косматая как у медведя голова с огромными ушами, парой диких глазищ и ужасной, полной кривых клыков пастью, в которой словно пламя мелькал красный язык.

– Вон отсюда, смертный! – проревело чудовище, размахивая лапами, но не двигаясь с места. – Сожру! На куски разорву!

Ведьмак не шевельнулся, не опустил меч.

– Ты что, глухой? Вон отсюда! – рявкнуло существо, после чего издало нечто среднее между визгом кабана и ревом оленя-самца. Ставни на всех окнах захлопали и застучали, стряхивая камешки и штукатурку с подоконников. Ни ведьмак, ни чудовище не шевельнулись.

– Беги, поколе цел! – заревело существо, но как будто не столь уверенно. – Не то...