– Ну давай, тащи свою лошадь, только побыстрее.

Ванька бегом перебежал через холм, и через несколько минут показался опять. В одной руке он держал своё огромное бревно, а другой рукой взял лошадь за ногу, и тащил её волоком по земле.

– Стой, дурак, ты что делаешь?! – заорал рыжебородый.

– А чаво? – Ванька, казалось, постоянно чему-то удивлялся.

– «Ничаво»! – снова передразнил его рыжебородый, – Хочешь, чтобы нас по следу нашли?

– По какому следу? – не понял Ванька.

– Да от лошади твоей!

Утро потихоньку вступало в свои права. Летняя ночь была короткой, и потому даже в столь ранний час было видно достаточно хорошо. Поэтому когда Ванька оглянулся – то увидел, что вслед за ним от дороги тянется кровавый след.

– И впрямь… – вырвался у Ваньки возглас удивления.

– Дурак! – снова выругался рыжебородый. – Ты чего её волоком тащишь? На спину закинь да тащи!

Ванька послушно повиновался – перекинул лошадь через голову – и взялся обеими руками за копыта.

Он было уже двинулся в путь, но вдруг остановился:

– Ой, а дубина как же? – спросил Ванька, указывая на своё бревно.

– Сам ты дубина! – снова выругался рыжебородый. – В погреб скинем её, утром заберёшь! Тащи давай лошадь домой, да скажи Марусе, чтобы сразу мясо жарить начинала, мы жрать хотим! Если скажет помочь в чём – поможешь ей. Да вот ещё возьми. – и рыжебородый протянул Ваньке мешок с мукой.

Ванька взял мешок, но всё ещё стоял и смотрел на остальных:

– А вы когда же придёте?

– Когда надо, тогда и придём! Иди давай, не рассуждай!

И Ванька с лошадью на плечах двинулся в лес.

Бревно, которым Ванька размахивал словно тростинкой, рыжебородый и Егор кое-как подняли вдвоём, и скинули в погреб. Затем крышку закрыли и тщательно засыпали землёй, укрыли травой и мхом. После этого все двинулись к дороге – осмотреть при восходящем солнце место нападения.

Как рыжебородый и ожидал, на дороге осталось много крови, а от лошади, которую Ванька тащил волоком – за холм вёл кровавый след.

Кровь стали тщательно засыпать – чтобы не осталось ни малейшего напоминания о том, что произошло тут ночью. Потом двинулись по следам Ваньки на холм, так же тщательно стараясь скрыть кровавый след. И так шли до того места, где Ванька взвалил лошадь на себя.

– Хоть и на спине он её тащит, а кровь-то поди всё равно капать будет. – заметил Селиван.

– Верно говоришь, Селиван! – сказал рыжебородый. – Пойдём по Ванькиному следу, да глядите внимательнее под ноги. Если кровь увидите – мне сразу говорите.

Когда всё было закончено, рыжебородый ещё раз вышел на дорогу, и придирчиво всё осмотрел. О ночном нападении не осталось ни малейших напоминаний. Люди, лошадь и телега со всем содержимым – просто исчезли, как в воду канули. Словно и не было их.

Осмотрев дорогу, рыжебородый поднялся на холм. Он всё так же пристально глядел себе под ноги.

Остальные трое ждали его на том же месте. Наконец, он подошёл к ним и коротко бросил:

– Пошли!

Дорога была очень долгой. Даже дольше, чем до поляны, где они хоронили убитых. Шли они по ванькиным следам, и если видели кровь – забрасывали землёй.

Дорогой, рыжебородый думал о Марусе, к которой он был очень привязан, и не мог долго находиться вдали от неё. За этими мыслями он и сам не заметил, как сказал вслух:

– Как там Маруся-то моя?

– Маруся-то? – тут же ответил ему Селиван – А что Маруся? Чего ей сделается?

Только тут рыжебородый понял, что сказал это вслух.

– Да это я так… Думал, еду готовит она нам или нет… А то может уснула… – ответил рыжебородый Селивану, просто для того, чтобы хоть что-нибудь сказать.

– Ну ежели и уснула, так Ванька её разбудит.

– Да уж, этот разбудит…

На том разговор и кончился. Они всё шли и шли, шли и шли, и наконец, подошли к лесной избушке. Избушка была так хорошо укрыта деревьями и кустами со всех сторон, что с расстояния трёх шагов её нельзя было увидеть. Из трубы избушки шёл дым.

– Ну вот. – сказал Селиван с усмешкой, посмотрев на рыжебородого. – А ты говоришь, – уснула. Не уснула она, ждёт не дождётся тебя твоя ненаглядная Маруся, Родион!