— И пробудем там до обеда? — не поддержал настроений самого младшего члена команды Дэн. — Мы же уже сотню раз перетирали эту темку…

— Знаю-знаю, — нетерпеливо перебил его Малик, теребя руку Эльмиры чрезмерно ласково, словно это была, как минимум, хрустальная туфелька Золушки, а сам он был принцем из одноименной сказки. — Знаю, что мы вспаримся и долго пробыть не сможем, но днем ведь можно отсидеться где-нибудь…

— Мал, ты достал уже, — хладнокровно перебил его тот, кого звали Степлером и который это свое прозвище люто ненавидел. — Сказано же — начинаем в четыре. Тем более выспаться можно будет.

— Ты же настолько приличный, что каждый день встаёшь в то время, когда неприличные люди только до кровати доползают, — и тихо, отведя глаза от своей девушки, добавил: — Если вообще доползают…

Она услышала слова жениха, но виду не подала и вообще должного внимания этому не уделила, когда на её месте любая другая девушка закатила бы истерику, которую не смогла бы приостановить и цистерна валерьянки, употреблённая внутрь. А Эля (так называл её только будущий супруг) же беспричинно ему доверяла и не утруждала себя контролированием времени прихода домой Малика.

— Я о тебе и проявляю заботу, малыш, — оскалился Константин, заставив пробегавшего мимо паренька из обслуживающего персонала шарахнуться в сторону и опрокинуть на доблестного майора из службы МЧС содержимое своего подноса.

Майор своего звания не оправдал и, не удержавшись на косолапых ножках, завалился на сторону, по цепочке сваливая с ног стоящего к нему спиной хлюпенького директора всенародно любимой сети супермаркетов «Саранча». Последний всхрапнул и мысленно попрощался с жизнью, но в самый последний момент, перед тем, как человек в погонах его раздавил с басовитым воплем: «Ох, ты ж ёж!», между ними влез Ванилла Вэйв и героически спас «кормильца» всея Руси, «Саранча» распространена по всей стране, а не только в данном городе.

Кроме Дэна ни один из парней спасать директора не поспешил. Владимир со скучающим оскалом любовался на последствия своего хищного выражения лица, а Малик под укоризненным взглядом Эльмиры сгибался пополам и даже не пытался сдерживать себя в эмоциях, сквозь всхлипывающий гогот тыча в кучу-малу пальцем:

— Эль, смотри! Смотри! Вот умора!

К его ненормальному воодушевленному ржачу присоединились ещё двое парней, до сего момента проникновенно сметавших продовольственные запасы этого вечера, когда все остальные гости продолжали поддерживать свой негласный статус скучных безэмоциональных фигурок из новогоднего дворца королевства Снежной Королевы. Эти люди косились то на развалившегося на полу майора, то переводили холодные взгляды на компашку, состоящую уже из трёх гогочущих парней.

Бедняга-официант к этому времени уже плюхнулся в обморок, лицом став бледен как Граф Дракула, а сумасшедше-закатившимися глазами — как замученный элитными войсками гитлеровских приспешников труп сына полка армии советского помеса. На него тоже косились, некоторые даже несмело звали врача, который вскоре выскочил из толпы: встрёпанный, в лощёном костюме, сковывающем его движения, с криком:

— Где пожар?

Шутку, кроме Малика и компании никто не оценил, лишь осторожно ткнули пальцем в предполагаемый труп.

Одновременно с любящим пошутить доктором с другой стороны толпа выпустила из своих объятий импозантного мужчину с шикарными усами, орущего не своим голосом:

— Кто умер? Где? Пропустите, мой сын врач.

— Сандал Евгеньевич, сын ваш не патологоанатом же. И никто пока не умер, — с готовностью отозвался Ванильный, усаживая обессиленного директора супермаркетов на стульчик.

— Ну вот, — расстроился обладатель шикарных усов. — А я уже хотел Артёмку набрать. Он врач, — отец гордо выпятил грудь, пряча телефон под полы элегантного пиджака.

— Учится на врача, — поправил Сандала Евгеньевича Константин.

— Угу, — подвывал Малик.

— Мелочи, — отмахнулся гордый папаша.

Заметив, что «парень в глухом обмороке» без внимания не остался, и к нему подбежала хозяйка дома Татьяна, Сандал Евгеньевич переключил своё внимание на друзей сына.

— Так вы тоже здесь, малышня?

— Ага, — хмуро подтвердил ненавистник всяких «дурацких сборищ для клинических идиотов» тот, кому не повезло быть названным Степлером.

— У, как недовольно прозвучало, — возопил радостный папа семейства Охренчиков. — Здесь же так весело!

— На этой тусе пипец как весело! — согласился с ним один из присоединившихся к Малику парней по имени Митрофан.

Своё имя парень любил, считая, что оно выделяет его из толпы, как и яркая одежда, к которой он благоволил, но предпочитал, чтобы его называли Митрофанк. Его неразлучный друг в жёлтой футболке тоже имел необычайное для современного мира имя Фома. В наказание за то, что он его терпеть не мог, все друзья этим пользовались и называли того не иначе как Фомой, частенько добавляя Аквинский или просто Фомичом. По небезызвестным причинам вдвоём эта компашка величалась «эм-энд-эмс».