— Да, Лена.

— Прости. Мне бежать надо. Я с тобой совсем о времени забыл.

— Это мне стоит сказать тебе спасибо, что спас от Пушистика, — звучит, конечно, по-геройски.

— Мне серьёзно неудобно, что я тебя покидаю, хотя обещал отвести в больницу, — кажется, он серьёзен и ему действительно жаль, но с моих губ уже слетело:

— Ничего страшного, мы ведь уже определили, что больницы — не моя стихия, Антон, — назвала я его специально другим именем. Знаю, по-свински, но ведь он сам моё имя не запомнил.

Артём стушевался, не ожидая от меня подвоха. Но в момент сориентировался, так как с моего лица можно читать без всяких дешифраторов. Как бы я не хотела скрыть ухмылку, мой виноватый взгляд сам себя выдал.

— Артём, — улыбнулся он с прищуром, который как он уже давно понял, поразил моё сердце.

А я рассчитывала его смутить и раскаяться в рассеянном склерозе.

— Прости, — я тоже улыбнулась, задумывалось смущённо, но вышло бесконечно-виновато.

— Ничего страшного, — вернул он мне мою реплику. — Мы, кстати, не о беге говорили.

Я замолчала, не зная, что на это ответить. Мысленно захотелось зажмуриться и стукнуть себя по голове. Возвращаться к разговору о собаках не хотелось.

— Да? — всё, на что меня хватило.

— Да, — он многозначительно кивнул, — может, дашь мне свой номер, и мы как-нибудь встретимся? — а вот это было неожиданно. Вообще.

— Мы точно об этом говорили? — сказала и закусила губу, ой, дура, надо номер давать, а не откапывать нелицеприятную правду.

— Стопроцентно. Вообще-то, я к этому и шёл. Меня лишь прервал звонок.

— А… Так вот оно что, — а я, как обычно, в своём репертуаре понимаю людей неверно.

И почему я втемяшила себе ложные мысли, будто он станет пропагандировать любовь к животным? Потому что были предпосылки. Надо учиться правильно их расшифровывать. Но, боже мой, он попросил мой номер?! Правда ли это? Предположить, что я ему интересна в общении, кажется совсем из класса нереального. Наверное, ему не хватает друзей. Тоже странное предположение. Ему же только что «брат» звонил.

— Так как? Обещаю, собак не будет, — спешно добавил он.

— Здорово! — представляю, какая глупая улыбка сейчас плавает на моем лице.

— Значит, номер?

— Да, сейчас, — я полезла в сумку за ручкой.

Всегда ношу с собою чёрную гелевую ручку, считаю её самой удобной для нательных записей. Есть у меня небольшой бзик. Делаю пометки на своих запястьях и локтях, когда на запястьях места не остаётся. Поэтому моя левая рука всегда исписана датами, списками покупок, именами, номерами, адресами, любимыми цитатами, короче, всем тем, что обычные люди записывают в блокнот или записную книжку. Но книжки я всегда теряю. И информацию искать долго. Одним словом, неудобно. Поэтому, привычка, зародившаяся ещё в глубоком детстве, пустила во мне свои корни и сейчас находится на вершине своей эволюции, но я не против.

Вот и сейчас, в порыве записать номер, я схватила Артёма за руку, притянув к себе, и задрала длинный рукав футболки, оголив локоть. Но здесь уже была надпись. Правда, она сделана не ручкой, а чернилами. Латиница, я сразу узнала одну из своих любимых фраз: «Ignoscas aliis multa,nihil tibi». «Другим прощай многое, себе — ничего». И выполнена очень интересно. Мелким каллиграфическим шрифтом так, что можно взглянуть самому, чтобы напомнить себе в нужный момент сию истину.

— Красиво, — вымолвила я.

— Спасибо.

Артём снова смотрит на меня, щурясь. И не знает, как вежливо сообщить, что я мёртвой хваткой вцепилась зачем-то в его руку и не спешу отпускать. Это до меня не сразу дошло. В момент, когда я аккуратно под надписью приписала свой номер и подписала имя, а по окончании всего заметила в его руке телефон. Тогда меня и осенило, что я делаю странные вещи. И если он до сих пор относил моё поведение к разряду немного шокированной недавним инцидентом, то теперь явно позвонит людям в белых халатах, чтобы они забрали меня в жёлтый дом.

— Ты же… не считаешь странным, что я сейчас… написала… Мне просто как-то это привычно. Глупо, да?

— Норма. Я руки мыть не буду! — положа руку на сердце, возвестил он. — А теперь, я побежал. Мне, правда, надо. Опаздываю! Пока!

— Пока!

Он сорвался с места и побежал в противоположное от пруда направление. Я же ещё некоторое время посидела, разговаривая с уточками. Интересуясь у них, как у настоящих свидетелей нашего знакомства, что они думают по поводу того, что он попросил мой номер. Для меня это в новинку. Но уточки не отвечали и обиженно одна за другой уплыли на другой конец пруда, конечно, я же их не покормила. Я вскоре тоже ушла домой.