И как с таким спорить?

Он отстукивал какую-то футбольную речёвку (ни на что иное то, что выдавал задорный ритм из-под его пальцев, это похоже не было) по чёрному рулю, отделанному под кожу и таранил меня взглядом. Спрашивается: зачем так смотреть? Я же смущаюсь. И краснею.

— Что случилось? — решила я перебить выбиваемый ритм, время — золото.

Вроде говорят по-другому. Время — это деньги, а золото — это о молчании. Перефразирую. То время, когда я молчу — золото. Тогда получается, что мне надо продолжать молчать. Лучше так: в то время, когда я молчу, золото течёт из моих рук в чужие. В шеровские, например. Конечно, мутновато звучит, зато правдоподобно.

— Почему сразу случилось? — округлил глаза Артём.

— А зачем тогда ты приехал?

Типа, очевидное-невероятное что ли? А вот и нет. Очень даже неочевидное, но вероятное, зато какое.

— Соскучился может, киска? — надул губы Шерхан и потянулся ко мне в намерении поцеловать, но я отшатнулась, стукнулась затылком о стекло и тут же пожалела, что с утра стянула с головы бинты. Для этого была весомая причина — голова вся чесалась. У меня и рука чешется постоянно, но гипс так просто не снять. Пришлось ограничиться только головой. Оказалось, бинты были не нужны, там царапина, но сейчас смягчили бы удар.

А Шер рассмеялся, вернее, заржал как дикий конь, видите ли, смешно ему.

— Слушай, — мгновенно утух муж, вспомнив некую важную вещь. — Хотя нет…

И махнул на меня рукой. Разжёг моё любопытство и лишил возможности его удовлетворить!

— Скажи, — потребовала я.

— Да нет. Не скажу. Не к тебе вопрос, — отмазался Шер.

— Как хочешь, — сказала, а сама подумала: «Идиотская привычка сказать А и не говорить Б!»

— Как хочу, — пожал он плечами.

В промежутке между моим домом и соседским прогрохотало нечто громкое и как бы без глушителя, привлекая наше внимание. На новеньком, поблескивающем на солнце мотоцикле во двор въехала парочка, оставляя за своими спинами клубы дыма: один человек в красной каске, другой — в синей, почти голубой. Припарковавшись у моего подъезда, парень, сидевший сзади слез с мотоцикла и снял каску. Я его сразу узнала — Егор. А другой парень — Алексей, его придурочный друг. Ничего не могу с собою поделать — не люблю его и все. Даже не так. Не уважаю. Потому что я не знаю, за что его можно уважать, и стоит ли. И считаю, что им дружить не стоит.

— О! Голубки приехали, — возликовал с соседнего сидения Шер и тут же отхватил лёгкую затрещину.

Неожиданно. Не только для него, но и для меня. Я никогда не поднимала руки на человека. А тут взяла и психанула. Не терплю, если моего брата обвиняют в чём-то, тем более без доказательств, а лишь потому, что это смешно звучит. И что с того, что они вместе приехали? Сразу голубой уголок?

И всё равно я сразу после атакующих действий стушевалась. А Шерхан своё удивление от моего поведения поборол быстро и тут же набычился:

— Эй, ты какого @Нецензурная речь@ руки распускаешь?

Обычно, я сразу начинаю извиняться, но сейчас видимо, что-то в моей голове переклинило.

— А ты какого не следишь за своим языком?

Меня порядком достало слушать его выпендрёжные речи и мат.

— Да я, @Нецензурная речь@, ещё очень даже слежу, — он выпучил на меня глаза, как типичный гопник в подворотне, который требует отдать телефон и кошелёк, а потом лишить чести.

Всё моё былое мужество как ветром сдуло. Я скуксилась и промычала:

— Следит он… — но Шер не услышал.

Зато продолжал пялиться в сторону Егора и Лёши.

— Смотри! Да ты посмотри, как они идут! — он ткнул в них пальцем.

— И как они идут? — вот хоть убей, ничего предосудительно в беседе двух молодых людей я не видела — просто два друга, просто идут, что за страсти бразильские он там углядел.

— Да как геи типичные!

— Мой брат не гей! — причём слово «гей» я произнесла тихо и как бы это не я сказала, потому что оно из ряда оскорбительных, то есть не каждому было бы приятно услышать его в свой адрес, а я такие слова не говорю.

— Зато его дружбан — стопроцентный!

— Да сам ты…

— Что я? Я гей? Записала меня в ряды пидоров? Думаешь, ты сейчас умную мысль загнула? — накинулся на меня стервятником Шерхан.

Хотя это была моя роль. Это он сейчас моего брата унижает, а я играю в защите.

— Он не голубой!

— Ага, — сказал Артём таким тоном, что сразу ясно — его «ага» — это скрытое «да ни фига!»

— Не говори так про Егора.

— Глаза разуй, детка. Перед тобою два пидорка, а ты не видишь…

— Нет! Егор не такой, — я продолжала защищать братишку с упорством бронетанка.

— А его друг такой. Нет, ну ты посмотри, как он на него смотрит… Вот если б они не гомосеки были, умилился бы романтике, — с неприятным оттенком на слове «гомосеки» и далее разлившимся в голосе теплом проворковал муж.

— Прекрати уже! Ты же специально так говоришь…

— И зачем мне это?

— А я знаю?

Он заржал, чётко уловив момент, что я, наконец, поняла — он шутит, и продолжать угорать надо мною уже не получится. Я закатила глаза. Вечно я ведусь на всякие глупые замечания. Лучше бы промолчала, когда он брата компрометировать начал. Ясно же, как день, что он у меня нормальный. Девчонок меняет, как перчатки, даже чаще. А у Шера просто есть одна дебильная привычка — издеваться надо мной, а потом ловить с этого ха-ха.