Вайра бесшумно подходит к нам, а я ошеломленно пялюсь на нее. Когда Джейн скользящим движением аккуратно просовывает сквозь решетку обе руки, я чуть не взвизгиваю и делаю еще один быстрый шаг назад. Она что, совсем ума лишилась? В радиусе шестидесяти километров не сыщешь ни одного врача! Мне придется тащить ее на своем горбу через джунгли и наблюдать, как ее кожу будет латать ветеринар. Все это проносится в моем мозгу в те несколько секунд, за которые Вайра доходит до решетки. И тут пума начинает лизать Джейн руки. Я не шучу: лизать руки. Лицо девушки озаряется неземным блаженством. Она закатала рукава, а пума тычется ей в ладони.

Теперь я знаю, как выглядят пумы. Я их всегда называла «горными львами». Другие термины возникают из тайных уголков мозга. Кугуар, горная кошка… Не знаю. Я не представляла, что все это – обозначения одного и того же животного. Хочу сказать это вслух, но решаю промолчать. Я слышу, как она лижет. Звук такой, будто кто-то работает грубой наждачкой.

– Как ты спала? – мурлычет Джейн и протягивает руку, чтобы почесать Вайре шейку.

Пума поднимает голову, запрокидывает морду (острые кости черепа и мягкие цвета шерсти) к небу, зажмуривается. Она кажется… спокойной. Эта пума худая, поджарая. Может, она меня все-таки не покалечит. Грани позвоночника четко читаются. Мощные мускулы видны на спине, плечах, бедрах. Шерсть цвета свинцового неба. А потом я моргаю, и она становится рыжевато-охристой. Вайра меньше, чем я представляла. Ростом, наверное, с крупную собаку, чуть больше маминой немецкой овчарки.

Невольно делаю шаг вперед. Но в то же мгновение Вайра резко оборачивается. Глаза расширяются, зрачки округляются, и глаза кажутся полностью черными. Уши прижимаются к черепу, и она пригвождает меня взглядом, будто говоря: «А ТЫ, Б**, КТО ТАКАЯ?» Потом раскрывает пасть и шипит. Я чувствую прилив страха и желчи – такой мощный, точно меня пнули в лицо. Это физическое ощущение. Настолько сильное, дикое, неоспоримое, что от ужаса я чуть не ударяюсь в слезы.

Вайра быстро убегает, запрыгивает на самую высокую платформу как минимум в метре над моей головой, и сидит там, уставившись на меня. Потом принимается сердито вылизывать лапы, показывая когти.

– Оно означает «ветер», – объясняет Джейн с сияющей улыбкой, убирает руки из клетки и встает. – Красавица, правда?

Когда я, ничего не понимая, гляжу на Джейн, она склоняет голову набок.

– Ее имя. На языке кечуа.

– Не волнуйся, – добавляет Оскар и похлопывает меня по спине, по-прежнему залихватски улыбаясь. – Ей просто нужно время, чтобы привыкнуть. Она ведь пума.

Я наблюдаю, как по сапогу ползет красный муравей, тащащий на себе труп другого муравья. Я работала секретаршей в приемной, рассовывала рекламные буклетики по почтовым ящикам, подавала напитки в баре, училась на философском факультете, на факультете английской литературы, потом на искусствоведческом, впаривала товары по телефону, работала на заправке, была специалистом по маркетингу… и весь опыт никак не подготовил меня к такому. В другой жизни мы с Оскаром и Джейн, наверное, могли бы подружиться. Может, познакомились бы в автобусе по дороге в Патагонию или типа того, скорешились бы, жуя эмпанады под фильмы про кун-фу с крупными субтитрами. Но сейчас я не могу даже поднять на них взгляд. Краем глаза вижу, что Вайра за мной следит, хотя притворяется, будто я ей безразлична. Хвост свисает у нее изо рта. Джейн снимает с шеи ключ и вставляет в большой висячий замок на двери. Я будто одурманена. Кажется, земля подо мной движется.

– Ты что, сейчас откроешь дверь?

– Да.

– И… – Я не знаю, что сказать. – Что потом?

Джейн манит меня подойти. Я не двигаюсь, она улыбается. Глаза немного блестят. Щеки у нее побледнели, а веснушки стали темнее. Они похожи на негатив снимка галактики. Я хочу довериться. Правда. Но Джейн держит ключ от клетки с пумой, которая только что шипела на меня так, словно хотела моей смерти! Вдруг меня накрывает осознание абсурдности ситуации. Я чуть не смеюсь в голос, когда Джейн показывает мне веревку. Когда-то, наверное, эта веревка была красной, но сейчас она поблекла от времени, стала розовой. Веревка висит на тросе, который тянется на уровне головы из угла клетки, начинается от двери и идет через всю поляну. Другой конец троса обвязан вокруг дерева с серебристой корой. Я хмурюсь, не понимая, зачем нужен этот трос, и тут слышу низкий, сердитый рык. Я разворачиваюсь и отпрыгиваю назад метра на два. Хватаюсь за сердце. Вайра материализовалась у двери. Уши прижаты так плотно, что кажется, будто их совсем нет. Она похожа на разозленного тюленя. Я заставляю себя сделать спокойное лицо, а Джейн протягивает ладонь прямо Вайре под нос. Будто жертву приносит. Пума не обращает на нее внимания.

– Не делай резких движений, ладно? – просит Джейн. – Она пугается.

Она пугается? А я?

Делаю несколько вдохов, проглатываю страх, хотя знаю, что излучаю его мощными волнами, стою совсем-совсем неподвижно.

Джейн просовывает веревку сквозь дверь. На конце карабин, вроде тех, с помощью которых альпинисты взбираются на скалы. А на Вайре черный ошейник (черный, как ночь, как ее расширенные зрачки), на котором есть блестящая серебристая петля. На ней вот-вот защелкнется карабин.

– Видишь, какого размера клетка? – спрашивает Оскар и становится рядом со мной.

Его волосатая рука прижимается к моему предплечью. Я благодарна. И неощутимо прижимаюсь к нему.

– В дикой природе ее территория охватывала бы двести квадратных километров. Ее мир сжался в тысячи раз только из-за того, что какой-то человек решил завести себе пуму вместо домашней кошки.

– Так, значит, мы будем ее водить на поводке? – шепчу я, помимо воли указывая на иронию положения.

Оскар склоняет голову набок, игнорируя мою насмешку.

– Только если ей захочется.

Вайра перестала рычать. Она легла и прижалась шеей к забору. Мне стыдно, но в этот момент я всей душой надеюсь, что ей не захочется. Однако Джейн уже продевает карабин в петлю на ошейнике Вайры. Когда он защелкивается, Оскар тянет дверь на себя. На долгий миг повисает тишина. Пума ставит передние лапы на землю. И вдруг – вырывается на волю! Прочь из клетки. Веревка движется вдоль троса («бегуна», как назвал его Оскар) со звуком, какой издает тарзанка. Вайра летит. Она добегает до края поляны, и мне кажется, кошка не остановится. Но в тени высокого, как страж, серебристого дерева с извилистыми ветвями, разворачивается на месте. Тень листвы падает на спину пумы, и она тоже становится серебристой. Вайра настораживает уши. Кончики черные, в тон кончика хвоста. И между нами нет решетки и стен. Скорость, с какой она пересекла поляну, непостижимая. Пума всего лишь… метрах в тридцати от меня? Это расстояние она может покрыть за несколько секунд. Сердце колотится так ужасающе громко, что трудно расслышать что-то, кроме его ударов. Еще вчера я находилась в городе. Там были здания, выключатели, врачи. Понятные вещи. А теперь я стою посреди джунглей в нескольких метрах от пумы!