Комит разочарованно выдохнул. Друид насмешливо поднял бровь. Чего римлянин не заметил, потому как смотрел не на ирландца.

– Ты все‑таки не римлянин и не грек. Нагота может быть чистой, дерьмо и жир – нет. Сидеть в собственной чашке и пить бульон, в который погружен твой зад… Нет, мне больше нравятся новые обычаи.

– А ты просто желаешь увидеть богиню голой. Точнее, в мокрой рубашке…

– Она не богиня, – заявил комит, – но…

И замолчал. Немайн как раз принялась произносить единственную положенную короткую речь. Самым длинным элементом которой было имя. Не богини – приемной дочери Хозяина заезжего дома.

– Я, Немайн, которую называют и Неметона, дочь Дэффида сына Ллиувеллина, сына Каттала… – на этот раз, в отличие от усыновления маленького, перечислять требовалось всех предков, вплоть до Брута – нахального спутника Энея, которого чем‑то не устроило устье Тибра как место для поселения и который уплыл аж на Британские острова. Именно из‑за этой легенды бритты считали себя гораздо ближе к римлянам, чем к ирландцам. – Мои права: камень берегов, валуны на вершинах холмов и земля, что глубже плодородия и освящения, воды, текущие по земле и под землей, один день в неделю для шахматной игры и загадок и право входить в любой дом, обходя его по правой стороне, а если не пустят – сжечь его. Я зарекаюсь: не ездить на лошади верхом, спать ночью не более четырех часов и спать при взошедшем Солнце четыре часа, давать пир раз в неделю – для дружины и людей знания, никому не отказывать в правосудии в понедельник и в добром совете о войне или о постройках – в пятницу, в среду самой высматривать несправедливость, не дожидаясь жалоб. А еще я должна всегда быть на своей земле шестнадцатого августа, в мой малый день, и двадцать второго марта, в мой большой день, с зари, начинающей ночь, до следующего заката! Теперь же я принимаю посох Хранительницы правды. И да поможет мне Бог.

Отец Адриан заметил, что последние слова она произнесла как‑то тускло. Наверняка опять ударилась в гордыню и полагает, что незачем поминать Бога по пустякам, с которыми отлично справится сама…

Посох был новенький, из ивы, а не ольхи, как хотели сначала. Впрочем, королям положен тонкий прутик, а Немайн вскинула над головой крепкую палку. На которую заранее прикрутили навершие работы Лорна – и опора, и оружие, и крест. Оставалось: ногти – пришлось соскоблить – зарыть в землю, прядь волос – пустить по ветру, каплю крови – уронить в реку. И – пировать!

Ночевать Хранительницу правды оставили в ванне. Правда сухой. И одеял насовали. У дверей, по старинному обычаю, расстелили циновки ученицы. Всего две – но и дверей в комнате две. А не четыре, как положено в королевской спальне! Немайн в свое время спасла стены, еще раз напомнив, что она вовсе не королева, а Хранительница правды. Так что ей двух дверей, на север и на юг, более чем довольно.

– Холодно будет, – заявила Эйра, пробуя постель, – и жестко. Осенью на полу спать – это плохо. Как древние терпели?

– Поменяемся?

По виду Немайн никак не заметно, что она только что отсидела несколько часов в ледяной купели. Впрочем, она даже чуть обрадовалась, когда вода оказалась холодной. Уж больно пир оказался похож на праздник каннибалов. Посадили девушку в котел с водой. Хорошо, на огонь не поставили.

– Я сыта и даже объелась, – напомнила сида, – а у нас лишняя еда идет не в жир, а в жар! Меня можно вместо грелки подкладывать. Замерзших согревать. А в согнутом виде – насиделась.

– Но…

– Я не королева, – напомнила Немайн, – так что всех предыдущих ритуалов хватит. Даже многовато. И чую я, что заниматься делами республики мне тоже придется больше, чем хотелось бы…

Так и легла с сестрой в обнимку – у того входа, что вел в пиршественную залу. Оставив вторую ученицу размышлять над тем, какую же ошибку совершила наставница во время церемонии. Из‑за которой и придется лишку работать!

Сна хватило часа на четыре. Потом оставалось только лежать с открытыми глазами и ждать утра – сон не шел, тело очень быстро приспособилось к более подходящему сидам режиму и спать более четырех часов кряду отказывалось.

– А почему ты покрывало не выкупила? – Анна тоже проснулась и теперь искала ответов.

– Ты о чем?

– Ну, для ванны. Единственное, что ты повела против обычая. – В комнате без окон и сидовские глаза не могли рассмотреть, улыбается ученица или нет. – Знаешь, Ивор был против похищения. Понял уже, что ты жадная… Но – традиция.

– Не жадная, – сида досадливо передернула ушами, – скупая. А еще вернее, бережливая. Да и не дело мне выкупы платить, – вздохнула Немайн. – Ты видела, как у них лица повытянулись, когда я после этого в плед завернулась?

Анна кивнула. Отсутствие традиционного знака щедрости мужская по преимуществу старшина охотно бы стерпела – в обмен на лицезрение прелестей богини. Ведь каждый должен был в очередь подойти и получить кубок с вином в знак верности уже личной, а не от имени клана. И разумеется, заглянуть в ванну. А рубашка, какая бы она толстая и шерстяная ни была, намокнув, от нескромных взглядов защищает еще хуже, чем от холода.

– Но зачем?

– Выкупы платить не в моем характере, это раз. – Немайн подумала и решила не гулять вокруг да около. – Об этом обычае я не знала, это два. Кстати, а какой знак‑то? Второй башмак серебра?