Затея оборвалась на третьей барке – первые Эмилий сдал, зная, что мост это не разрушит, а качать и дергать начнет сильно. При этом старательно изображал сопротивление, крутился перед щитом, изображал попытки атаки – сверху, сбоку, снизу. Но вот обрезана веревка, другая. Теперь саксы больше стараются удержаться на ногах и не полететь в воду. А в очередную барку спрыгнуть быстро. И выскочить врагам за спины. Дальнейшее было скучно. Вдобавок пришлось спихивать в воду щит – чтобы вернуться к сестре августы, ослабить ненадолго жгут.

После провала затеи с осадным щитом выжившие враги ушли. Или затаились в лагере. Эмилий продолжал вахту.

Лишь перед самой темнотой позади задрожала земля – под авангардом армии Кейндрих. И только когда лучшие лекари занялись раненой – он вспомнил про рассыпающуюся легенду.

Принцесса задумчиво наблюдала, как ее воины споро заканчивают настил. Еще час – и можно переправляться. Двенадцать локтей… Даже повозки удастся пропихнуть.

Но обоз пойдет последним. Да и пехоте нужна дневка перед сражением. Так что первой пойдет конница… Увидав последнего защитника моста, Кейндрих поспешила высказать восхищение. Достаточно формальное. В голове вертелись недалекое уже поле, на котором саксов будет куда больше, да милый образ человека, которому придется принять такой же страшный бой.

Впрочем, на блестящие слова и тоску в голосе командующей Эмилию было плевать. Ему легенду горящую спасти хотелось. Проснулся долг, и ничего более не видел и не слышал. Потому разведчик отрицательно мотнул головой и ткнул в сторону лекарских повозок.

– Я что? Обычный человек. Помогал, пока ее не задели. А она – сестра богини…

И удивился странному выражению лица ирландки. Словно той хотелось разом порвать кой‑кому личико ногтями – и расцеловать взасос разом. И почесать за ушами. Мерзавку, дрянь холмовую! За то, что она – рядом с королем Диведа. Слава богу, рядом с ним. В огне.

О битве у моста саксы узнали утром. На час позже, чем камбрийцы. Дэффид демонстративно потер руки и заявил, что саксам деваться некуда – или атаковать сейчас, или убираться без боя. И вообще лучился счастьем – знал, что одна из оказавшихся в пекле войны дочерей жива, среди своих и при должном уходе. А раны – раны заживают. Харальд же достал нож и принялся соскабливать ногти.

У викингов это означало – ждет боя. Кстати, Немайн с ее короткими ноготками он всячески одобрял. А вот на иных дам, щеголявших – не в декабре, конечно, – длинными, острыми и красными ногтями на ногах, смотрел точно как епископ Дионисий. Даже чуть хуже. Злей.

– Никогда не знаешь, когда придет черед отправляться в чертоги асов или в край Хель, – объяснял он. – Мир наш случаен и удивителен, но не всегда приятно. Завершится же тогда, когда достроен будет корабль из ногтей мертвецов. Зачем же снабжать злых великанов материалом? То, что человек обрезал и соскоблил при жизни, им не подойдет.

Немайн этого не видела – отбывала дневной сон. Не меньше четырех часов! Гейс! Пришлось постелить прямо в башне, на которой ей по диспозиции полагалось проторчать всю битву. В постели сида разместилась с честно закрытыми глазами, но во всем боевом снаряжении. Рядом стоял Харальд и, словно сам с собой разговаривал, рассказывал «спящей», что происходит.

– Саксы, что стадо свиней, выходят из лагеря. А за пастухов уэссексцы. Все верхами. Чтобы удирать было легче, не иначе. А нашим не до того, у них церемония! Епископ и священники разоделись в женские платья…

– Не верю… – как бы сквозь сон пробормотала Немайн.

– Ну, длинное, до пят, мужчины обычно не носят! Кстати, они все в белом. Это что‑то означает? Спи, не отвечай!

Означает. Должно означать. Обычную службу начали бы по‑походному… Да сегодня же Рождество! А Харальд продолжал:

– Ну вот, пока бритые девы в белом поют, город открыл ворота. Выходят колесницы. Одна, две… Семь. Любите вы это число. Наверное, было восемь, но лишнюю сломали. Главное – «Росомаха» в поле! Правильный стяг над правильным войском. Хорошо грабить, имея колесницу: много добра войдет. И саксам, наверное, это понятно. Летят кони, как соколы. Успеют ли повернуть? Ха, а ножовщики то, наверное, поняли! На два стада разделились. И колесницы перед ними, как акулы перед треской! То, что побольше, становится против нашего войска, а второе – за ним. Ну, точно – косяк трески. Где щит есть – где нет, где грудь – где задница. И вот через это пропускать лучников? Сбились! Один косяк, побольше, впереди! А второй сзади. – Голос Харальда постепенно набирал силу и певучесть, превращаясь в подобие песни, даже ритм появился. – Видно, Тор принял их за кашу, счел, что горяча, да помешал как следует! Жаль, не молотом. Ха! Видно, с колесниц за саксами зайцев увидели – половина поверх голов. Вот бегут их лучники и метатели дротиков, глупые, думают, что быстрее лошадей.

– Это как беременная Маха, что ли? – припомнил трубач‑ирландец печальную историю про болезнь древних ольстерцев.

– Точно! Бегают как беременные! А мнят себя героями! А у твоей сестры повадка правильная, «Росомахой» машет – заворачивает своих! Умная. Под стрелы не лезет. Куда им, псам, за цаплей гоняться! А ведь рано, лучнику еще не дострелить. Скачут назад. Встали и лучников угостили! Из‑под хвоста! Точно, росомаха!