Шрифт:
М-да… – задумчиво протянул Митя и посмотрел на Синицыну. – Плохо. Очень плохо!
– А почему плохо? Рифма есть, всё есть, – забормотала Синицына, поглядев на всех.
Митя ещё раз пробежал глазами стихотворение и тяжело вздохнул:
– Почему плохо? Прежде всего по мысли плохо. Ты вот пишешь о себе:
А я учёбу начинала. Взяла тетрадки и пошла…А родители тебе за эту учёбу обещали конфет.
Ребята фыркнули.
– А ещё Пушкин и Лермонтов тут у неё!
– Вот уж ничего подобного! – сказала Синицына.
– Ну как же ничего подобного? – улыбнулся Митя. – Вот смотри:
Уж небо осенью дышало, Уж реже солнышко блистало…Чьё это?
Синицына раскрыла рот, чтобы что-то сказать.
– Постой. Дальше посмотрим:
Белеет парус одинокий В тумане моря голубом…Это чьё?
– Во-первых, у меня не парус, а школа белеет…
Одинцов громко фыркнул. Митя рассердился:
– Одинцов, ступай займись подшивкой газет! Стыдно! Большой парень – и не умеешь себя в руках держать. Ступай!
Одинцов нехотя отошёл от стола.
– А ты, Нюра, сядь. Мы с тобой сейчас разберёмся хорошенько.
Синицына надулась и с упрямым лицом присела на кончик стула.
– Что она там – всё спорит? – спросил Одинцова Булгаков.
За столом Митя что-то говорил, не повышая голоса, но часто поднимая вверх брови и разводя руками.
Нюра сидела красная, надув губы. Ответы её становились тише, спокойнее, потом она встала, взяла со стола листок и молча прошла мимо ребят.
– Поняла наконец, – улыбнулся Васёк.
– Сейчас мне нахлобучка будет, – сказал Одинцов.
– Ребята! – Митя постучал по столу. – Если мы будем высмеивать человека, тогда как мы обязаны по-товарищески объяснить ему его ошибки… – Он строго посмотрел на присмиревших ребят.
– А чего ж она… – вспыхнул Одинцов.
Васёк вспомнил свою заметку: «И правда, если над каждым смеяться, никто и писать не будет».
Когда Митя кончил, он подошёл к нему и сам сказал:
– У меня тоже как-то нескладно получилось с заметкой.
– Сейчас будем читать, – сказал Митя. – У меня остались три заметки: Одинцова, Зориной и твоя.
Одинцов услышал свою фамилию и насторожился. У него был важный и ответственный раздел – «Жизнь нашего класса». Выбранный единогласно, он очень строго относился к своей работе и не пропускал ни одного случая или события, взволновавшего класс. Теперь он тоже дал заметку под заголовком: «В классе было грязно».
Митя внимательно просмотрел её, улыбнулся и написал: «Принять». К статье Зориной он отнёсся очень серьёзно. Зорина писала о дружбе мальчиков и девочек и заканчивала так:
«Многие мальчики говорят: „Мы, ребята, между собой всегда поладим – кому надо, и тумака дадим. А девочку за косу дёрнешь – и то она обижается; значит, с девочками и дисциплину подтянуть нельзя“. А я считаю, что это неправильно, и тумака давать совсем необязательно, только с девочками надо разговаривать по-дружески, а не высмеивать их. Девочкам тоже не надо пересмеиваться и поддразнивать ребят, а у нас есть такие ехидные – это тоже неправильно. Мы росли вместе, учились вместе с первого класса, давайте будем дружить. Я стою за дружбу девочек с мальчиками. Не надо никого обижать и пересмеивать.
Звеньевая З о р и н а».Читая, Митя всё время одобрительно кивал головой и в уголке тоже написал: «Принять».
Пока Митя читал заметки Одинцова и Зориной, Васёк делал вид, что совершенно поглощён своей работой. Но Митя и на его заметке написал своим размашистым почерком: «Принять».
Потом подозвал Сашу:
– Кто переписчик?
– Я, – сказал Саша.
– Вот ещё три статьи. Кто нарисует заголовок?
– Малютин.
В пионерскую комнату вошёл Сергей Николаевич:
– Работаете?
Митя засмеялся:
– Фабрика-кухня. Стенгазету делаем, журналы подшиваем.
Ребята при Сергее Николаевиче сразу подтянулись; каждому хотелось, чтобы учитель заметил его работу. Васёк тоже хотел обратить на себя внимание учителя.
– Рамка готова! – громко сказал он, деловито собирая кисти. – Булгаков, какую заметку пишешь?
– Четвёртую, – ответил Саша тоже громко, чтобы слышал учитель.
Остальные ребята один за другим подходили к столу с кипой журналов и газет.
– Подшито!
– Готово!