— Прекратите называть это имя! — заорал судья. — Его нельзя произносить!

— И какой статьёй какого кодекса это запрещено, ваша честь?

— Есть вещи, человечица Нина Хорса, — сказал Дьятра, — запретность которых очевидна сама по себе.

— Потому что очевиден их вред, уважаемый обвинитель. Кому конкретно и какой именно вред причиняет произнесение слова «Лоредожеродд»?

— Вам предъявляется обвинение в нарушении процедуры судопроизводства и оскорблении юстиционной чести, — сказал Дьятра.

— У стороны обвинения нет для этого никаких юридических оснований, — ответил Каварли. Голос у него дрожал, но парень покрепче стиснул перила деревянной оградки перед нашей скамьёй и повторил уверенно и твёрдо: — Заявление моей клиентки полностью правомочно. Амарено является жертвой преступлений Димиани и… — тут голос у него опять дрогнул, но Каварли всё же сказал: — и Лоредожеродда.

— Вот вы как… — приподнял одну бровь Дьятра. — Эстрансанги начинают позволять себе то, на что не осмеливаются высшие?

— Каждый делает лишь посильные ему свершения, — ответила я.

— Довольно, — сказал какой-то укутанный в шёлковый плащ с капюшоном хмырь со зрительского балкончика. — Утверждайте приговор и разгоните эту шваль по домам.

— В зале суда приказывает судья, а не зрители, — обернулась к нему я.

Хмырь сбросил капюшон.

— Монсеньор! — И судья, и Дьятра, и все в зале вскочили с мест, склонились в поклоне.

Я с интересом глянула на главу государства, вежливо поклонилась. Надо же, не побрезговал лично пожаловать. Стало быть, едва не случившегося бунта низших каст испугался почти до усрачки.

Верховный предстоятель уловил ментальное эхо и яростно сверкнул глазами. Я ответила прямым взглядом.

Зовут его Фелиппе Брокко, очень элегантный светловолосый и голубоглазый оборотень-чаротворец, обратник, истинного имени нет. Чакры, насколько могу судить, тоже не активированы.

— Ты не по чину дерзка, простокровка, — сказал со своего балкончика Брокко. — Имя Злотворящего Отрицателя не осмеливаются произнести даже те, кто несоизмеримо выше тебя.

Желудок у меня заледенел, спина покрылась липким потом — угроза в голосе Брокко прозвучала нешуточная. Но отступать уже некуда. Только вперёд, только в атаку.

— Их трусость — исключительно их беда, — сказала я. — Но теперь понятно, почему мелкий уголовник вроде Лоредожеродда так вольготно чувствует себя в Альянсе. Если у сильных потайницы сей смелости не хватает даже на то, чтобы произнести его имя, отваги для победы тем более никогда не наберётся.

Взбешённый Брокко вскочил с кресла и взмахнул волшебной палочкой. Уклониться от потока волшбы невозможно, только принять его на ногти и волосы, тогда заклинание трансформируется в ментозонд, сопротивляться которому сумеет и человек. Мне жёстко и пронзительно заломило виски. Я попыталась выставить «зеркалку», но в голове будто противотанковая мина взорвалась — так ломануло болью весь череп. Я взвыла, скрючилась на полу. Ментозонд словно когтями раздирал мозг, татуировки горели огнём. Такой сокрушительно пси-атаки ни в одном бою не было.

Но вколоченные тренировками в каждую клеточку тела защитные рефлексы работали. Я на мгновение нырнула в самую глубину боли, схватилась крючьями брони за ментозонд и как на тарзанке выскочила на нём на поверхность бытия. Приём действенный, хотя и опасный, стоит замешкаться на долю секунды, и ментальное напряжение сожжёт мозг. Но ради преимуществ, которые этот приём даёт для ответной атаки, можно рискнуть. Отражателями я толкнула ментозонд к Брокко. Обратка, стремительно набирая силу, покатилась к своему создателю.

Защиту чаротворец выставить не догадался, ему и в голову не приходило, что человек и без всякой магии способен сопротивляться волшебству. Так что ударило его мощно.

Все в зале, включая Дьятру, с ужасом смотрели, как воет и корчится от нестерпимой боли всемогущий верховный предстоятель Альянса.

Тут у него пусть и запоздало, но сработали оборотнические инстинкты выживания — началась трансформация. Волк, коршун, рысь, людь. Узенький диапазон, всего лишь три дополнительные ипостаси.

Я к тому времени успела отправить в глубокий обморок двух охранников и запрыгнуть на балкон. В голове звенело только одно — убить. Немедленно. Необратимо.

Останавливаться, пока не ликвидирован противник, троедворские боевики не умеют. Чаротворец — цель трудная, но вполне достижимая. А собственная жизнь приемлемая цена за смерть врага.

— Мир! — вскинул ладонь Брокко. — Мир тебе пред изначалием, командор Хорса.

Я замерла. Вздыбленная броня начала потихоньку опадать, расслабились напряжённые в сталь жилы и мышцы.