В этот момент позади округлой женской фигуры появились трое мужчин в штатском.

— Какие такие… — тихо передразнила мужа та и посторонилась, уступая непрошенным гостям дорогу.

Оперативники друг за другом прошли в комнатушку и с интересом осмотрелись. Один, судя по виду — старший, коротко представился:

— Александр Николаевич Воробейчик. Добрый вечер…

— Ви считаете — он добрий?.. — снимая очки с толстыми линзами, тихо вопрошал Блюм и вместо ответа на приветствие кротко заметил: — впрочем, вам виднее, гражданин начальник. И что же привело вас ко мне в этот, как ви виразились, добрий час?

— Да вот, решили полюбопытствовать, чем так увлеченно занимается наш бывший подопечный… — рассеянно отвечал прокурорский работник, промежду прочим осматривая детали, в изобилие покоившиеся на хорошо освещенном лампой слесарном столике.

— Ай, гражданин хороший! Будьте так осторожны, чтобы не перэпутать элемэнты моей важной работы и положить их строго на те места, на которых они пребывали до вашего милого вторжения…

Тот небрежно вернул восвояси непонятную железяку, кивком пригласил подчиненных к началу осмотра и пояснил хозяевам:

— Имею письменное разрешение от сего дня на проведение обыска, иными словами ордер… — он достал из внутреннего кармана куртки сложенный вчетверо листок и, помахав им перед большими, крючковатыми носами хозяев, сунул обратно за пазуху. — Для чего и пригласил понятых.

Только сейчас Моисей Блюм заметил топтавшихся в коридоре двух соседок — словоохотливых сестер-старушек Козиных из квартиры напротив. «Все… — сокрушенно подумал он, — завтра оба этажа нашего муравейника будут судачить о том, что я, таки, вооружал израильскую армию для вторжения в сектор Газы…» Вслух же возмущенно запричитал:

— А что, скажите на милость, я сотворил, что ваше начальство раздает налэво-направо мандаты…

— Вот сейчас и займемся выяснением, — перебил его Воробейчик, деловито подключаясь к начавшемуся шмону, — а пока мы руководствуемся исключительно вашим криминальным прошлым.

— Нет, ви себэ слыхали!? Как вам это нравится? — не обращая внимания на щипавшую его тощую ляжку жену, обратился доморощенный мастер ко всем присутствующим. — Ну что, скажите с того, что, предположим, ви, дорогой товарищ Воробейчик, раньше по понедэльникам секли своих детей ремнем до багровых борозд на интимних задних местах? Или же с того, что по срэдам докучали подчиненним сержантессам, а по пятницам и вовсе веселились в сауне с подслэдственными девицами!?

Два молодых оперативника, перестав шарить по бесконечным ящикам с инструментами, переглянулись и с изумлением воззрились на старшего. Тот, выпучив глазищи и побагровев, будто еврей только что прочитал его чистосердечное письменное признание, в свою очередь уставился на него. Немая сцена длилась несколько секунд и прервана была все тем же оракулом:

— Прошу себэ заметить: я виразился «предположим»… Так и что же, я вас спрашиваю? Виходит, каждый, кто сочтет себя менее аморальным, может вторгаться в вашу личную жизнь по понэдельникам, срэдам и пятницам?

Прокурорский работник перевел враз сбившееся дыхание, нервно сглотнул, вставший в горле ком и решительно направился к верстаку. По пути он вырвал из рук подчиненного пластиковый кейс, раскрыл его, поднес к столику и одним размашистым движением сгреб все детали вместе с аккуратно разложенными инструментами. Не обращая внимания на схватившегося за голову Блюма, Воробейчик набил дипломат доверху всем, что попадалось на глаза, с силой хлопнул крышкой и сердито процедил:

— Теперь о главном, гражданин одаренный конструктор… Вот постановление о вашем аресте.

Он торжествующе выудил из недр куртки очередную бумаженцию и на сей раз, развернув, протянул вконец расстроенному мастеру.

— Ай, да за что же моего Мойсю!? — заверещала дородная женщина, заграбастав мелкого мужа в крепкие объятия.

Мойся безвольно опустил руки и не сопротивлялся. Даже сестрички K°зины дружно достали платочки и одновременно поднесли к сухим глазам.

— У вас пять минут на сборы… — бросил Александр Николаевич и направился к выходу.

Один сподручный засеменил за начальником и остановился в коридоре напротив залы, второй же остался в мастерской привычно приглядывать за «хитрым, матерым рецидивистом».

Поздним вечером одного из последних октябрьских дней в новой квартире современного микрорайона северной столицы, в кресле перед телевизором сидел статный, темноволосый мужчина сорока двух лет. Устремив в экран отрешенный взгляд, он изредка затягивался сигаретой, выпуская к потолку тонкую струйку дыма, и о чем-то размышлял.

Аркадий Генрихович Лавренцов (именно так звали мужчину), бывший не так давно в центре хитросплетений деятельности сотрудников Фролова, вдохнувших в него новые силы и веру в себя, отныне преуспевал. Жизнь проистекала, будто по написанному — благодатно и степенно, радуя устроенностью и чередой удачных сделок с недвижимостью.