– Да потому, что они уже давно устарели! – вставил свои пять копеек Карташов.

– Классика никогда не устареет, – возразила учительница. – Авторы, включённые в школьную программу, поднимают вечные вопросы, которые волновали, волнуют и будут волновать человечество. В любом случае, аргументы из азбуки вам на ЕГЭ не засчитают. Восприятие у вас сейчас, конечно, какое-то неадекватное. «Бедную Лизу» Карамзина и ту опошлили до безобразия. Так, всё, давайте вернёмся к теме. Скоро урок уже закончится, а вы ещё ничего не написали. Кто расскажет мне о Гоголе?

Единственной целью этого вопроса было успокоить разбушевавшийся класс и сконцентрировать внимание на теме занятия. Однако Нестор снова вызвался отвечать.

– Анастасия Георгиевна, позвольте, я расскажу, – негромко, но твёрдо спросил он.

– Ты? – переспросила она. – Конечно! Я с удовольствием послушаю. А вы записывайте и в интернете биографию открывайте. Что угодно делайте, но чтобы в конце урока все сдали мне свои работы! Третий месяц учатся, а оценок нет совсем. Как я выставлять буду? Я на данный момент только Юле могу нормальную оценку выставить.

– Опять свою любимую монашку превозносите, – лениво потянувшись, упрекнула Анастасию Георгиевну Каролина. – Куда уж нам до неё, мы же второй сорт!

– Ничего, и до неё скоро Стас доберётся! Посмотрим на вашу реакцию, когда ваша Юлечка в первый раз пошлёт вашу литературу! И вообще это ваши проблемы, что вы оценки выставить не можете! Мы каждый урок что-то пишем! – вызывающе добавила Русланочка.

Телохранители Стаса дружно захлопали в знак одобрения. Всего секунда – и к ним присоединился почти весь одиннадцатый «А». Русланочка вскочила с места и, лучезарно улыбаясь, сделала что-то вроде реверанса.

– Ты, Алоян, помолчи лишний раз – умнее будешь выглядеть, – еле сдерживая эмоции, заговорила униженная учительница. – Твои работы становятся всё хуже и хуже. Последняя вообще отвратительная, лучше бы и вовсе, как Даниленко, не сдавала! Пушкин у неё «Войну и мир» написал! Какой позор! И поведение твоё…. Как можно девушке вообще так себя вести?

– А что я вам сделала? – вытаращила глаза Русланочка. – Опять что-то не так сказала? У нас в стране свобода слова! Вы посмотрите, люди! На ровном месте наезжают! Вообще беспредел!

– Короткая же память у тебя. А у меня вот память отличная! – воскликнула Анастасия Георгиевна. – Я прекрасно помню, что ты вчера с Леготиным на большой перемене вытворяла!

– А, так вы об этом! – наконец, вспомнила Алоян. – И что? Может, я люблю его? Что, уже и любимому человеку приятное сделать нельзя? Вас наняли тут русский с литературой вести, вот и ведите! Я вам ближайшая родственница что ли? Какое вам дело, чем я на переменах занимаюсь?

– Стучитесь, если нежные такие! Или директрисе нашей дорогой пожалуйтесь: пусть шпингалеты хоть в одном туалете присобачит! – поддержал свою смелую подружку Леготин, и Карташов, оскалившись, похлопал соседа по парте по плечу.

Шокированная Анастасия Георгиевна смотрела в одну точку. Немое отчаяние и крайнее бессилие заставили её позабыть о своём первоначальном стремлении провести в земном аду образцовый урок литературы. Она машинально взяла в руки мокрую тряпку, подошла к доске и уже хотела стереть с неё непонятно зачем написанную тему, но…

– Вы разрешите мне начать? – вдруг пробился сквозь какофонию десятков голосов особенный, неповторимый в своём спокойствии голос Нестора.

– Ой, Нестор, я забыла о тебе, прости! – извинилась Анастасия Георгиевна.

– Ничего страшного, – серьёзно ответил он и начал обещанный рассказ о Гоголе.

Нестор говорил непринуждённо и свободно. Его слова, незамысловатые и точные, сплетались в красивое гармоничное кружево единой, ничем не прерываемой и равномерно развивающейся мысли.

В глазах Карташова и Леготина вновь закипела ярая ненависть к поставившему себя выше всех новому ученику. Их ужасное чувство разделяли также Ольшанников и Шамсутдинов. Даниленко спал на последней парте сном младенца, а Каролина и Русланочка, не умолкая, спорили, кому из них удастся соблазнить «переучившегося ледяного истукана».

– На Несика планы строят, слышишь? Ничего у них не получится: он твой, – со смехом шепнула мне Лариска.

В этот день я восприняла последнюю фразу подруги как неразумную шутку, но впоследствии не раз удивлялась, насколько Лара была права.

Класс от скуки ужасно расшумелся, но Нестор всё говорил и говорил. Ничто не помешало ему дать ещё один блестящий развёрнутый ответ. Его рассказ о Гоголе вернул Анастасию Георгиевну к жизни. Она изменилась в лице, даже как-то помолодела от радости. Её морщины на лбу и под нижними веками разгладились, а в глазах заблестела живая искорка вновь обретённой надежды.