Шрифт:
Калле обрел самообладание за минуту до того, как было бы уже слишком поздно. Стремглав юркнул он за ширму, скрывавшую умывальник. В тот же миг дверь распахнулась и в комнату ворвался Петерс.
Ева Лотта молча стояла, закрыв глаза. «Уберите его, - думала она, - уберите его, иначе я не выдержу… И если Расмус что-нибудь скажет, то…»
– Ну погодите, я задам вам трепку, - пообещал Петерс.
– Когда вернусь, задам вам такую трепку, какая вам и не снилась. А не успокоитесь - получите еще. Поняли?
– Да, спасибо, - ответил Андерс.
Расмус хихикнул. Он ни слова не слышал из того, что сказал Петерс. Он был занят одним: за ширмой сидит Калле! Это все равно что играть в прятки. Ева Лотта с опаской следила за выражением его лица. «Молчи, Расмус, молчи!» - мысленно молила она. Но Расмус не услышал ее мольбы. Он зловеще хмыкнул.
– Чего ты ухмыляешься?
– злобно взревел Петерс.
У Расмуса был веселый и таинственный вид.
– А тебе не отгадать, кто… - начал он.
– Здесь на острове полно черники!
– душераздирающим голосом закричал Андерс.
Он охотнее сказал бы что-нибудь поумнее, но в этом безвыходном положении ничего больше не мог придумать. Петерс с отвращением посмотрел на него.
– Юмор висельника, - сказал он.
– Зря стараешься.
– Ха-ха, инженер Петерс, - неутомимо продолжал Расмус, - а ты не знаешь, кто…
– Лучше черники ничего на свете нет!
– воскликнул Андерс.
Петерс покачал головой.
– Не очень-то ты хитер, - заметил он.
– Ну да это все равно. Я пошел. Хочу только предупредить: не выкидывайте новых фокусов.
Он пошел к дверям, но по дороге остановился.
– Кстати, - пробормотал он тихо.
– Может, там, в туалетном шкафчике, у меня осталось несколько лезвий.
Туалетный шкафчик висел на стене рядом с умывальником. За ширмой.
– Лезвия!
– пронзительно крикнула Ева Лотта.
– Я их съела… Я хочу сказать, я выбросила их в окошко. И я плюнула на кисточку для бритья.
Петерс уставился на нее.
– Жаль мне ваших родителей, - лаконично бросил он и вышел.
И вот они остались одни. Они сидели на скамейке - все трое - и тихонько говорили о том, что произошло. Расмус сидел перед ними на полу и с интересом слушал.
– Слишком сильный ветер, - сказал Калле.
– Мы абсолютно ничего не можем сделать, пока ветер не стихнет.
– Иногда дует по девять суток подряд, - словно подбадривая их, произнес Андерс.
– Что ты будешь делать, пока ждешь?
– поинтересовалась Ева Лотта.
– Буду лежать под домом, как мокрица, - ответил Калле.
– А после того, как Никке сделает последний обход, я приду к вам, поем и переночую в доме.
Андерс хихикнул:
– Вот здорово! Хорошо бы вот так провести Алых!
Они долго сидели в комнате, слушая крики в лесу, где Петерс, Никке, Блум и Сванберг искали Калле.
– Ищите, ищите, - зло проговорил Калле.
– Все равно ничего, кроме черники, не найдете.
* * *
Наступил вечер, стало темно. Калле не в силах был дольше лежать под фундаментом. Ему необходимо было выползти и подвигаться, чтобы окончательно не затекли ноги и руки. А идти в дом было слишком рано. Никке еще не сделал вечернего обхода. Тихо и осторожно вышагивал Калле в темноте. Подумать только, как чудесно просто двигаться, просто шевелить руками и ногами!
В большой комнате у Петерса горел свет. Окно было открыто, и он слышал слабый гул голосов. О чем они там говорили? Калле почувствовал, как в нем пробуждается жажда приключений. Ведь если тихонько подкрасться и стать под тем окном, можно будет, пожалуй, узнать кое-что полезное.
Он тихонько подбирался все ближе и ближе. Один шаг в минуту. Боязливо прислушиваясь после каждого шага, он наконец очутился под самым окном и услышал ворчливый голос Никке:
– Я устал от всего этого. Я так устал, что не желаю больше участвовать в таком деле.
А потом сдержанный, ледяной голос Петерса:
– Вот как, ты не желаешь больше участвовать! Почему же, позволь спросить.
– Что-то здесь не так, - ответил Никке.
– Прежде шли разговоры о деле, и можно было поступать как угодно, только было бы полезно для дела, как говорилось. А я, бедный и глупый матрос, верил в эту болтовню. Но теперь я в нее больше не верю. Потому что несправедливо так обращаться с детьми, пусть даже с пользой для дела.