Добравшись до тропинки, которая вела к лагерю, я уже еле дышала. В груди страшно жгло, и боль отдавалась в ногах, пока я спускалась вниз, ломая ветки вокруг. Два фазана выскочили из кустов и исчезли в лесу. Потом я почувствовала запах дыма, и голос заткнулся. Последние несколько метров я прошла совсем медленно. Перепрыгнула через ручеек у пруда. Мо и Пеппа сидели, закутавшись в одеяла, и пили чай.

— Где Ингрид? — спросила я.

— Спит, — ответила Мо. — Ты в порядке?

Я тяжело дышала, и лицо у меня горело. Я зашла к Ингрид и пощупала ей лоб. Теплый.

Она открыла глаза и улыбнулась мне.

— Все хорошо, Сол, не беспокойся.

Я залезла к ней и обняла ее. Она была худая, костлявая и мелкая, как ребенок. От волос пахло дымом и соснами.

Когда Ингрид снова заснула, я вылезла наружу, к огню. Мо помешивала кашу, а Пеппа держала наготове миски и горшочек с джемом.

— Сол, что с тобой? — спросила Мо.

— Ингрид заболела.

— У нее спина болит, — сказала Пеппа, — когда она ломает ветки ногами, спине делается хуже.

— Мы за ней присмотрим, — пообещала Мо.

Мы поели каши с джемом, а потом Пеппа заявила, что хочет побегать, и унеслась в лес.

— Осторожнее там! — крикнула я, но она уже не слышала.

Я села рядом с Мо. Она свернула самокрутку. Мне еще очень многое нужно было ей сказать.

— Пошли посмотрим на барсуков? — предложила я.

— Ну пошли.

Она увидела у нашего шалаша пневматическую винтовку и спросила:

— Роберта?

— Ага. Я ее украла.

Мо долго смотрела на нее, а потом сказала:

— Ладно, пошли.

Я вытащила из костра обгоревшую ветку и нацарапала на плоском камне огромные буквы: «Ушли к барсукам» — и еще стрелку из веточек выложила.

— Она заметит, — решила Мо.

Я взяла одеяло. Ветер дул с северо-запада, так что мы немного прошли вдоль реки, прежде чем перейти ее. Мо шла и прыгала без всяких проблем. Я думала, она будет вести себя как девчонка и ныть, что у нее ноги промокли и что она не хочет лезть в грязь, но она была прямо как я: сильная, быстро лезла вверх по склону и легко прыгала по камням. Серое пальто при этом развевалось. Помогать Мо было не надо. Мы прошли по плоскому дну долины, где все еще висел туман. Здесь росли дубы, густой орешник, а кое-где еще ольха и береза.

— Давай медленно поднимемся наверх и встанем с подветренной стороны. Вдруг они выйдут.

— Хорошо, — прошептала Мо.

По берегу реки мы прокрались к норе и встали под большим дубом, метрах в пятнадцати от нее. Снаружи лежала куча земли и сухой травы, а на снегу виднелись следы. Барсуки зимой не такие активные, как летом, но они все-таки иногда выходят, особенно если поблизости есть мягкая земля, в которой можно поискать червей и слизняков.

Мы расстелили одеяло и сели за деревом, так чтобы видеть нору. Край одеяла я накинула нам на плечи. Я показала Мо, как настраивать подзорную трубу, и она долго смотрела в нее. Ветра почти не было, и нора еле виднелась сквозь туман — так, черное пятно на снегу.

Мо опустила подзорную трубу, обернулась и посмотрела на меня. Улыбнулась.

— Пеппа говорит, что у тебя начались месячные.

— Она всем это рассказывает. Офигеть, как смешно.

— Ты нормально себя чувствуешь?

— Да. Ингрид мне все показала. Правда, пришлось сжечь трусы. Ингрид дала мне таблетку и горячий камень, чтобы приложить к животу.

— Прости, что меня не было рядом. Все было ужасно?

— Да нет, нормально. Ингрид сказала, что я теперь женщина.

Мы посмотрели на нору, но там было тихо. Даже вороны молчали, и листья не шуршали. Ни движения, ни шороха. Мо сидела и смотрела вперед. Потом она меня обняла, и мы еще долго так сидели.

Вдруг из норы показалась барсучья голова с двумя черными полосами. Мо напряглась.

— Сол…

Барсук вылез и остановился, принюхиваясь. Потом вылез еще один и еще. Третий немного побегал вокруг, а потом они все замерли, нюхая воздух. Первый был больше всех. Я раньше никогда не видела барсуков вживую, только в Интернете, и они оказались гораздо больше, чем я думала, и двигались очень легко и плавно. Два барсука поменьше опустили носы к земле. Один время от времени отбегал и возвращался обратно, как будто хотел поиграть. Большой барсук еще понюхал воздух и затопал по старой цепочке следов прямо к нам. Остальные пошли за ним. Мо схватила меня за руку и разинула рот. Глаза у нее горели, она лыбилась, как будто никогда ничего подобного не видела. Барсуки подходили все ближе к нашему дереву, и мы застыли на месте. Наконец мы услышали, как они скребут когтями по снегу, разглядели серые и черные шерстинки у них на спинах, которые шевелились на ходу. Примерно в четырех метрах от нас большой барсук остановился, поднял голову и посмотрел в нашу сторону. Он смотрел нам прямо в глаза, а другие двое ковыряли снег носами и лапами. Потом и они подняли головы. Теперь на нас смотрели три барсука. Было очень смешно, потому что у них стали испуганные морды, а ушки встали торчком. Мо медленно выдохнула. Еще какое-то время мы так и сидели, мы с Мо и трое барсуков.

Потом послышался топот и тяжелое дыхание — я знала, что это Пеппа несется по лесу, так что я обернулась на нее посмотреть. Большой барсук медленно развернулся и потрусил обратно к норе.

— Мо! Сол! — завопила Пеппа издали, а потом подбежала к нам. Барсуки уже спрятались.

— Глазам не верю, — рассмеялась Мо.

— И я. Они обычно ведут ночной образ жизни. Я думаю, что это самка и два детеныша. Им уже почти год, потому что барсуки размножаются в феврале.

Пеппа, подбегая, услышала, что я говорю.