Шрифт:
После ухода Громдрейка Эдигор подошёл к окну, где медленно догорал закат, и тяжело вздохнул.
Какой длинный день. Нападение заговорщиков из Мирнарии, гибель отца, назначение Люка главой Тайной службы, появление Элли, информация о Тенях, разговор с Громом…
Пожалуй, это был один из самых длинных дней в жизни императора.
Эдигор устал. Он почувствовал это только сейчас, стоя у окна и любуясь на заходящее за купол Центрального храма в Лианоре солнце. Небо было ярко-оранжевым, а у крыш домов — алым, почти как волосы Эллейн. Но чем выше от земли — тем голубее и чище, как глаза Аравейна.
Последний день весны. Последний день его свободы. Впрочем, нет. Глупая мысль. Эдигор никогда не был свободным. С самого раннего детства он был связан по рукам и ногам. Обладая всем, он при этом не обладал ничем, потому что на самом деле не принадлежал самому себе.
…Её руки легли на плечи в самый нужный момент, чуть сжав напряжённые мышцы, лёгкое тёплое дыхание коснулось шеи, и ласковый голос произнёс:
— О чём думаешь?
Эдигор улыбнулся, закрывая глаза и наслаждаясь прикосновениями прохладных пальцев.
— Наверное, о будущем. С завтрашнего дня на мне будет огромная ответственность.
— Ты ведь знал, что когда-нибудь этот день настанет.
— Конечно, знал. Но все мы знаем, что когда-нибудь умрём, однако когда эта неприятность всё же настигает нас, думаем, что она пришла слишком скоро и мы ещё не готовы.
— Ты думаешь, что не готов?
Несколько секунд он молчал.
— Именно об этом я стараюсь не думать. Просто потому что должен. Я с рождения в долгах.
— Это не смешно, Эд… — прошептала она едва слышно.
— А я и не смеюсь. Завтра я стану императором, потому что должен им стать. И лучше не думать о том, кому и за что. Просто так нужно.
— Я буду с тобой… — Этот тихий голос заставил сжаться сердце Эдигора. — Если ты позволишь…
Император резко развернулся и, положив руки на талию стоящей перед ним девушки, заглянул в зелёные глаза, наполненные тревогой и ожиданием.
— Элли, — сказал он очень серьёзно, — я ещё раз спрашиваю тебя — понимаешь ли ты все последствия? Я не смогу на тебе жениться, ты не родишь от меня ребёнка, не выйдешь замуж, пока будешь считаться моей фавориткой.
От улыбки Эллейн у Эдигора едва не задрожали руки.
— Все Тени бесплодны, Эд. Я и так не смогу иметь детей. Что же касается свадьбы… твоей или моей… знаешь, это меня не волнует. Ни капельки. Я просто хочу быть с тобой. Если позволишь…
Её губы были сладкими и мягкими, они пьянили сильнее вина. Прижимающееся девичье тело сводило императора с ума, и он, подхватив Элли на руки, выдохнул, еле оторвавшись от её губ:
— Это твоя последняя возможность передумать.
Эллейн обняла Эдигора за шею и серьёзно ответила:
— Не имею привычки менять решения.
Та ночь была удивительной, полной открытий как для Элли, так и для императора. Она уравняла их. Девушка-Тень стала просто девушкой, женщиной, принимающей своего мужчину, а император перестал быть императором, забыв на несколько часов о существовании мира вообще, погрузившись в обладание той, которая отдала ему себя, даже понимая обречённость этих отношений.
Но в ту ночь ни Эллейн, ни Эдигор не думали ни о какой обречённости. Они думали только друг о друге.
А утром Аравейн в Центральном храме Лианора короновал нового императора. Элли стояла в толпе, состоящей из Старших и Младших лордов и леди, и смотрела, как великий маг благословляет Эдигора и водружает на его темноволосую голову тяжёлый золотой венец с красным камнем посередине.
Тот день стал началом нового этапа в жизни императора.
Глава десятая, в которой я теряю и приобретаю
Ты мне скажешь: «Не может быть этого! Мы с тобой — на разных планетах!» Я рассмеюсь и окна открою. Я — это ты, и всегда был тобою.
Белая гвардия. «Я с тобой»
Рым был ещё жив, когда дверь за Ибором и Эллейн закрылась. Он умирал медленно. Я чувствовала, как постепенно гаснет руна на моём лбу, смотрела, как стекленеют его глаза, слабеет дыхание.
Кровь из моей груди, рассечённой ножом Эллейн, капала на рану Рыма, смешивалась с его кровью, но я не обращала на это никакого внимания. Медленно подняв руку, я прикоснулась кончиками холодеющих пальцев к пока ещё тёплой щеке орка и прошептала: