Шрифт:
— Вуф, — опроверг сказанное большой белый пес с палевыми ушами, явно несогласный с тем, что он, такой гордый и сильный, имел общее прошлое с чем-то «такусеньким».
Нашу славную беседу на троих прервало появление нового лица. Из открытого настежь окошка высунулась русая вихрастая голова с требованием:
— Максим, заходь в дом! Чего возле грядок тереться? Батя велел звать, обед почти готов.
— Вань, мы ненадолго прикатили, — я слушал Шпалу и не узнавал: ни мата, ни коверканий родного и могучего, даже на Максима откликался. — И по делу. Одно колесо тут, другое уже в развороте...
— Ой, будто я не знаю ваших дел, — досадливо откликнулся парнишка в окошке. — Только ненадолго не получится.
— Опять? — скрипнул зубами Находько.
— Угу, — вздохнул в ответ подросток.
Я понял, что нам перепадет обед в деревенском стиле, а после него — веселая пешая прогулка по лесу. Потому как из вышесказанного и Полкану было ясно, что речь о Максовой племяшке, которая имеет нездоровую тягу к побегам и песнопениям.
— Ты-то как упустил, дружище? — Макс потрепал по макушке песеля.
Пес потянулся. Мол: эти лапы другому делу служат, чужих не пущать, а зубы для того, чтобы чужих тех за мягкие и не очень места надежно хватать. Причуды своих человечков — не песья морока.
Мы немножко полавировали между грядок и ягодных кустов, прежде, чем оказались у порога. Там нас уже встречал Ваня, тот самый, что перекрикивался со Шпалой из окна.
— Я ж просил последить за сестрой, чтобы не свалила к нашему приезду, — попенял Макс, переступая порог. — Заранее предупредил, клять.
— А я что сделаю? — подернул плечами подросток. — Ногу ей сломаю? Нет, так-то можно было, но как-то жалко.
— Нога — не шея, срастется, — буркнул мой приятель, впрочем, совсем беззлобно, скорее, для острастки. — А нам теперь по лесам шароё... искать эту ёшкину кошку. Так, знакомьтесь: это чучело — Ванька, брательник дурынды, ради которой мы сюды и рванули, как говно по трубам. Этот шкафчик — Андрей, я за него говорил с твоим батей.
Мы с Ваней обменялись рукопожатиями. Через пару минут процедура знакомства повторилась, только вместо Вани мою руку перехватил Матвей Ильич.
— Без отчеств, чай, не на боярском собрании, — прогудел крупный и крепкий мужик. — Сами мы простые, деревенские. Проходи, будь гостем.
Эти двое, Матвей и Иван, похожи были чрезвычайно, если отбросить печать лет и габариты. Но какие Ванины годы, раздастся еще, заматереет.
Во время обеда (наваристые щи, картошка с курицей и капустные пироги) познакомился я и с другими домочадцами. Круглолицая мать семейства Людмила, Ванин брат-погодка Антон, сестра их Машка — все они говорили за столом о чем угодно, кроме очередного побега Милы, самой младшенькой в семье.
Кормили сытно и вкусно, говорили тоже вкусно — у Матвея обнаружился талант рассказчика. Так что я работал ложкой и мотал на ус — на ус Макса, у него есть, я видел — историю деревни Ильеши. Мое внимание делилось между пищей телесной и пищей для ума, потому дословно рассказ Матвея я не запомнил, и кое-что перескажу с сокращениями, своими словами.
История деревеньки, стоит отметить, корнями уходила глубоко, во времена, когда славянские боги еще не предметом обсуждения историков с культурологами являлись, а мощными силами. Им поклонялись, их просили о милостях, их славили, как речами, так и ратными подвигами.
Конкретно здесь, близ деревни, в десяти-пятнадцати минутах ходьбы, прежде было место поклонения Макоши, той, что покровительствовала ремеслам и рукоделиям, плодородию, матерям и незамужним девушкам. А еще Великая Ткачиха Макошь (или Мокошь) сплетала нити жизни.
— Камень-чаша, источник, береза священная, — перечислил Матвей древние объекты поклонения. — Вода в источнике была целебная, мои дед и прадед от ревматизма ею омывались, а по женской части — там свои были, хех, нюансы в применении.
Поклонение, со слов Матвея, продолжилось и в пору христианства, только теперь люди кланялись Параскеве Пятнице, ей несли первину льна в ноябре. А священная береза Макоши, если верить рассказу, явила рубленую на доске икону с ликом Параскевы. Якобы гнал по пятничному вечеру пастух стадо в деревню и заметил на березе девочку. Стал гнать ее, сбивать кнутом, кричать, кидаться камнями, но дерево сомкнуло ветки и защитило девочку. Пастух довел стадо до деревни да озаботился подмогой, а когда вернулся к березе, девочки уж дух простыл, а у корней икона стояла. Позднее на том месте поставили часовню.