Шрифт:
– А как же там люди живут? – зачерпнув ложкой густую простоквашу и отправив ее в рот, спросил чернец.
– Жизнь у них меж небом и землей, кочуют без устали, пасут стада. Города не любят, грабеж – смысл их бытия. Все свое добро с собой возят, кажется, они с лошадью одно целое, могут даже спать в седле. Из недвижимости у них одни колодцы, пять раз в день молятся своему Аллаху и не пьют ничего, кроме воды да кумыса. А какие стрелки! Тетиву спускают, только когда конь все четыре ноги отрывает от земли, чтоб рука не дрогнула и стрела не пропала даром. Чудные, право.
– Куда уж чудней! Вот вышлют тебя в дозор следить за Полем, а там на одном месте два раза каши не варят, где обедал – не ужинают, где ужинал – не ночуют. Только соблюдая это уцелеешь… А то растянутся по степи и несутся лавой. Тут уж уповать остается только на своего Сивку да Господа Бога… – скрипнув зубами, заметил Еремей и опустил глаза. – Ну да ладно. Поди, женат, не хочется ехать, небось, в Царьград?
– Пока не сподобился. Все в хлопотах да разъездах… – пожав плечами, ответил купеческий сын.
Причина холостяства Симеона крылась, само собой, в ином. Ему неоднократно сватали девиц из хороших домов, но каждый раз отнекивался, а виной тому была случайная встреча. Несколько лет назад плыл по Клязьме с товаром. Вдовый кормщик Фрол, чтобы не оставлять дочь без присмотра, взял ее с собой. Сидит Катюша на носу, день-деньской косу перебирает да на воду смотрит. Приглянулась она добру молодцу так, что сил нет, но молчал, как соляной столб. Во Владимире разгрузился и остался торговать, а Фрол повернул назад. Казалось бы, и все, но так запала в душу дочь кормщика, что на других девиц уже не засматривался. Дождался возвращения в Москву и принялся искать Фрола, но тот как в воду канул!
Тем не менее воспоминания о дочке кормщика не мешали Симеону быть улыбчивым и обходительным с женским полом, иначе торговать нельзя. У мужей по утрам свои хлопоты, а жены по лавкам отправляются, коли не угодишь им, в следующий раз мимо пройдут, а для коммерции это негоже…
Впрочем, все проходит, потускнели бы со временем воспоминания о Катюше и Симеон бы женился, коли не нежданная поездка в Царьград.
Порасспросив друг друга еще о всякой всячине, княжеские соглядатаи принялись обсуждать данное им поручение, за которое, по правде говоря, не представляли, как взяться.
Неспокойно было той весной в Поле, что-то загадочное и мистическое витало в воздухе, навевая тревогу и заставляя пристальней всматриваться вдаль. Впрочем, там всегда можно было ожидать всякого – кочевники постоянно в движении, в поисках пастбищ, добычи, невольников. В этом их жизнь… Так было в Великой степи и сто, и тысячу лет назад. Менялись племена и наречия, а обычаи и повадки оставались неизменны.
Переполненные недобрыми предчувствиями Симеон с Еремищем ехали навстречу неизвестности, а возможно, и гибели той же дорогой, которой более полугода назад проследовало посольство. По пути надеялись собрать хоть какие-то сведения о том, что произошло тогда, ибо кто знает, что пригодится впоследствии… Купеческий сын вез с собой пять подвод воска, а чернец в переметной суме – черного котищу с белым подбородком по кличке Веня. Зверюга был хитер, пакостен и своеволен. Мог приласкаться, мурлыча, а мог укусить и нагадить в недозволенном месте. Одним словом – тварь! Именно таких особенно обожают хозяева, поскольку они имеют много общего с людьми, а вреда от них все же меньше.
Симеон в корчме пошутил, предложив прихватить с собой кота, а Еремей (и смех, и грех!) взял да и учудил этакое… «Хорошего же товарища сосватал мне дядюшка Нестор», – косясь на суму с Веней, думал купеческий сын.
Порой кот высовывался из сумы, с ненавистью озирал Дикое поле и препротивно кричал. «Ах, зачем только хозяин оставил теплую уютную келью, в которой так славно дремалось у печи, зачем только посадил меня в эту гадкую торбу и пустился неведомо куда», – жаловался на судьбу зверюга.
В ту самую пору темник [18] Мамай, переправившись на правый берег Волги, находился неподалеку от устья реки Воронеж, но постоянно менял свои стоянки, так как коннице требовался фураж, а молодая трава только-только выглянула и ее не хватало.
Дорога соглядатаев пролегала как раз через эти места. С первого взгляда на ставку Мамая Еремей, знавший ратное дело не понаслышке, понял: грядет война – каждый татарин имел запасную лошадь и по два колчана стрел, а женщин и детей, обычно кочевавших вместе с мужчинами, было не видно.
18
Темник – военачальник в ордынском войске, командовавший отрядом в десять тысяч воинов (тьма) и более, обычно имел звание эмира и подчинялся непосредственно хану.
Коли рать собрана, то распускать ее нелепо, даже глупо и опасно. Воины настроены на войну и грабеж, а дома их ждут с добычей, тем более что некоторые по бедности заложили своих жен и детей, чтобы только экипироваться надлежащим образом. С пустыми руками им лучше не возвращаться – опозорят… Неудачливому полководцу тоже не поздоровится: молва о нем разнесется по степи и в следующий раз никто не явится на его зов.
Цель будущего похода хранилась в строжайшей тайне. Куда пойдет войско, простые воины не ведали, да их это и не заботило. Больше их интересовала будущая добыча, на которую все рассчитывали.