Про Курчевского Брехт одну интересную вещь знал. Тухачевский рассказал, при этом переживал по-настоящему. Жалел. Леонид Васильевич после революции долго и упорно изобретал гранатомёт. А результата нет. Деятельность эта была прервана проверкой, в результате которой выяснилось, что довольно внушительная сумма бюджетных средств просто испарилась в воздухе. Леонид Васильевич с пеной у рта убеждал членов комиссии в том, что потратил деньги на вертолёт. Однако такой техники в наличии у изобретателя не оказалось. Где вертолёт? Ах, разбился. В 1924 году Курчевского обвинили в растрате и отправили на 10 лет на Соловки. Тухачевский тогда посетовал, что если бы не та комиссия, то и гранатомёт бы уже бы и вертолёт. Наивный. Ещё больше денег бы разворовал изобретатель недоучка. А вывод? Ученье — свет. Сегодня Баграмян уезжает в Москву поступать в Академию Генштаба. Может тоже попроситься. Там ведь не тронут?

Бабаджанян Амазасп Хачатурович через три дня прилетает. Сумел Брехт убедить Блюхера заменить одного армянина на другого.

Событие двадцать пятое

Разговор в колхозном правлении:

– Опять почта всё напутала! Зоотехник наш вот пишет, как он успешно перенимает опыт в соседней области, а штемпель на письме поставили «Сочи»…

Раз всё успокоилось, то решил Иван Яковлевич с трофеями, что привёз из Европы разобраться — порядок навести. Кухня до этого просторная вполне, стала гораздо меньше. Пришлось под сервизы заказывать у Дворжецкого новые буфеты. Потом под картины рамы. Когда всё расставили и развесили, стал дом в половине комнат музей напоминать, хоть в тапочках войлочных ходи.

Две вещи для квартиры не предназначались. Непонятно, что было делать с портфелем Манштейна. И ещё был небольшой полотняный мешочек. Про него Брехт забыл. Кинул в багажник и забыл. А там были семена, что в Берлине прикупил. Кроме этих семян, там были и ещё пакетики с семенами. Это в Сарагосе, когда атаковали центр города, то заняли позицию в небольшом магазинчике у дома, что торцом выходил на главную площадь. Мародёры уже прошлись по нему, но всё не забрали, а может и вообще ничего не забрали. Это была лавка, что торговала семенами. Цветов в основном. Даже были типографским способом нанесены изображения этих цветов на пакеты, не двадцать первый век, не то ещё оборудование и краски, но и не просто белый пакетик с названием. Брехт тогда в перерыве между перестрелками с националистами и итальянцами, лёжа за большим столом-комодом из толстого дерева этих пакетиков с семенами в карманы напихал и то же самое заставил и Светлова сделать. Потом в Берлине ссыпал все эти семена в небольшой тряпочный мешочек, сунули в багажник «мерседеса» зелёного, и забыл совсем про него Иван Яковлевич. А теперь он ему в руки попался, и что с этими семенами делать в июле? Сажать? Так тут лета пара месяцев осталась, не успеют вызреть семена, и пропадёт весь труд, а не посади, так семена могут всхожесть потерять. Тем более что не сильно он и заботился о них, и под дожди всякие попадали пакетики и под приличные холода в той же Сарагосе.

Выход был. В шарашке, недалеко от воинской части обосновавшейся, не только механики, танкостроители и просто строители обитали. Там было куча всяких разных товарищей, которых Брехт вылавливал по лагерям Приморья и залучал в свой удел. Там профессоров было больше чем в МГУ, а всего в ней сейчас обитало больше сотни человек. Но в шарашку Брехт не пошёл. Пошёл в соседний посёлочек. Он ведь с теми, кто раньше сели, беседу по окончанию срока проводил. И так как в начале тридцатых годов давали небольшие срока, даже и по два — три года всего, то освободившихся было уже тоже почти сотня. Брехт им настоятельно советовал домой не возвращаться. Там точно сразу на второй срок раскрутятся. И это ещё будет за благо, могут и просто расстрелять. Большинство поверило Ивану Яковлевичу и организовало рядом с посёлком, что вырос возле воинской части свою коммуну. В прямом смысле этого слова. Почти коммунизм построили. Всё общее, ну, кроме жён и детей. Кибуц эдакий. Всеми финансами заведовал доктор экономических наук, а руководил коммуной даже бывший член ЦК. Столовая общая. Баня тоже. Пара автомобилей и тракторов в хозяйстве имелось. Большая часть «лириков» в этой коммуне работала в школах и училищах посёлка и Спасска-Дальнего преподавателями. В обычной средней школе сразу по нескольку бывших профессоров детей учили. Но были и те, кто вполне себе деньги немалые в коммуну приносил. Одним из таких был бывший профессор Тимирязевки и сподвижник Вавилова. В далёком уже 1931 году проходило громкое «Дело Трудовой крестьянской партии». По «Делу ТКП» в 1931 и следующем году были арестованы около тысячи трёхсот человек по всему СССР, среди которых были ведущие профессора Тимирязевской сельскохозяйственной академии, МГУ и других высших учебных заведений, а также руководители из Наркомзема и Наркомфина. Суд по «Делу ТКП» проводился при закрытых дверях, при этом первоначально многих арестованных планировалось расстрелять. Вавилов тогда ходатайствовал за некоторых осуждённых по этому делу специалистов, что впоследствии сыграло роль в деле, возбуждённом против него самого. В постановлении на арест будет сказано, что, «продвигая заведомо враждебные теории, Вавилов ведёт борьбу против теорий и работ Лысенко, Цицина и Мичурина, имеющих решающее значение для сельского хозяйства СССР». Позже будет. А вот профессора Дронова Виталия Самойловича арестовали тогда и дали три года. Дронов отсидел их во Владивостоке и сам приехал к Брехту в Спасск-Дальний. Слухами земля полнится. Иван Яковлевич сначала устроил его в колхоз агрономом, но потом они с Дворжецким выделили Виталия Самойловича в отдельную артель «Семечко». Артель занималась выращиванием всяких цветов и овощей, но не для продажи. Продавать картофель можно, но заработать на этом денег почти нельзя, у государства закупочные цены копеечные, да и хранить картофель зимой не просто. Гораздо выгоднее торговать семенами. Малюсенький пакетик семян может стоить, как целое ведро моркови или картошки. И строить огромные дорогущие овощехранилища не надо.

Вот с мешком этих импортных пакетиков с семенами и пришёл Брехт к агроному артели «Семечко».

Дронов сидел какой-то журнал заполнял. Учёный. Они учёные вечно чего-нибудь заполняют. Нет, чтобы землю мотыгой мотыжить. Брехт поздоровался и плюхнулся на скамейку рядом. Жара стояла невыносимая, словно не Приморье, а рядом с Сахарой, где обитают.

— Вот морсик кисленький брусничный испейте, — подвинул профессор кувшин Ивану Яковлевичу.

Брехт ему мешок сунул и залпом один за другим два стакана жидкости вкусной в себя влил. Виталий Самойлович стал пакетики доставать и через лупу рассматривать. Брехт его закидон знал. Он уже прилично посадил зрение, но очки не носил, говорил, что если очки наденешь, то зрение будет продолжать ухудшаться, а если глаза регулярно напрягать, то процесс пойдёт всё же, но гораздо медленнее. Но вот мелкий текст как-то ведь надо рассмотреть и потому носил профессор с собой приличных размеров лупу, отчего Брехту напоминал Шерлока Холмса. Такой же тощий и рыжий, даже чем-то на Ливанова похож.

— Ого, Иван Яковлевич, да тут целое богатство. Эх, где вы раньше были?

— Воевал в Испании.

— Ох, простите. Ничего. У нас теплицы есть, посадим прямо сегодня большинство растений, не успеют вызреть, поможете буржуйки в теплицы организовать. Они вообще давно просятся, гораздо эффективнее бы работали. Это из Испании семена. Не все для нашего климата подойдут, но через рассаду можно выращивать. Вы даже не представляете, дорого товарищ Брехт, какое богатство привезли. И самое главное, все с названиями. Очень облегчит каталогизацию.

— Ну, значит, не зря тащил через всю Европу. Владейте. Всё, Виталий Самойлович, побежал. Сегодня же дам команду Дворжецкому с вами встретиться, подготовьте список необходимого, да и расширяться вам пора. Удваивайте количество теплиц. Если я на самом деле что интересное привёз, то быстро окупите.

— Сам хотел с Матвеем Абрамовичем об этом поговорить. Да, он неуловимый человек.

— Понятно, у «человека» этого почти два десятка артелей. Сам поражаюсь, как он всё успевает.

Теперь оставалось только портфель товарища Манштейна пристроить. Ничего умного в голову не приходило. По почте отправить? Так вычислят. Не так много народу в Приморье по Европам путешествовало. Оставалось только отдать Светлову, чтобы он его с собой на награждение в Москву взял и там как-то подбросил в милицию. Смущало одно, если случайно Иван Ефимович проколется, то вычислят, тем более, на раз, и тогда и его и Брехта точно расстреляют, а заодно и всех родственников, а детей по детдомам распихают. Не пойдёт так. Хоть выбрасывай. В озеро на дно с камешком внутри. Нет тела, нет дела. Брехт даже и не заглядывал ещё в портфель, может, там ничего важного нет. Всё некогда было, да и не хотелось им светить. Потом мало ли кто вякнет, про портфель красивый. А если там план «Барбароса»? Нет, нужно как-то это дело в Москву правильным людям отправить. И никого кроме Светлова, кому мог доверить, в голову не приходило. Но даже думать себе об этом запретил. Нужно найти такой способ, чтобы ни одна ниточка к нему не привела.

Событие двадцать шестое

– Вы не поверите, джентльмены, но я знаю простого инженера, который стал много зарабатывать.- Он что, сделал изобретение?- Берите выше, сэр! Он совершил открытие.- И что же он открыл?- Он открыл кооперативное кафе...

Мысль пришла к Ивану Яковлевичу, когда он наблюдал, как дебилы пытаются с помощью автомобиля ЯГ-12 тянуть не желающий заводиться танк Т-26. Он вспомнил, как пару лет назад в ОКДВА прислали фильм с полигона, где испытывали гусеничный БТР РККА — ТР-4, созданный на базе танка Т-26. Судя по тому, что за два года в войсках они не появились, что-то пошло не так. Ну, и Брехт представлял, что. С теми движками, что сейчас есть, сделать надёжную БРТ или ПМБ невозможно. Сейчас в танке этом, с английского «Виккерса» скопированного, стоит их же древний движок карбюраторный, пусть и форсированный на 95 лошадок. Там говорилось в фильме о противопульной броне и двух пулемётах. Пытались втиснуть целых четырнадцать человек в жестяной ящик, но если стрелять из пулемётов, то только пять десантников влезает.