Пулеметы тоже туда поступали нормальные.

А вот артиллерия… тут да, тут все было плохо. Новых систем на их долю не хватало[5]. И приходилось применять старые орудия. Те же трехдюймовки. Заодно потихоньку сжигая запасы накопленных для них боеприпасов.

Но даже такого добра не хватало персонала, способного с ним управляться. Отдельные артиллерийские учебно-территориальные полки были созданы только под Ленинградом, в Средней Азии и на Дальнем Востоке. И все. Еще хотелось как-то усилить Кавказ. Но на него уже сил не оставалось и там приходилось ограничиваться лишь легкими вооружениями…

— Артур Христианович, — обратился Фрунзе к Артузову, — а что у нас у поляков происходит? Удалось уточнить численность их полевой армии?

— 273 тысяч 241 солдат и офицер, — рапортовал он. — На первое января сего года численность была такая. Они сведены в оперативное управление четырех армий: 1-ой, 2-ой, 3-ей и резервной.

— Откуда же такая точность?

— От французов, — улыбнулся он. — Мы задействовали наши связи в эмигрантской среде и сумели получить копию отчета, переданного поляками французам. Вряд ли они там сильно грешили против истины. Это не в их интересах в текущей ситуации.

— А мобилизационный резерв?

— Здесь ясности меньше. Они утверждают, что 1,5 миллиона. Но товарищи считают это абсурдом.

— Почему?

— Население Польши сейчас, — произнес Шапошников, — около тридцати миллионов. Полтора миллиона — это пять процентов населения. В теории возможно мобилизовать и больше, но на практике — это очень много. Дело в том, что Польша сильно пострадала от Империалистической войны. Точной статистики у нас нет. Поэтому мы отталкивались в оценке от косвенных сведений — от послевоенного прироста, которые составил три-четыре миллиона человек за восемь лет. Что позволило оценить количество мужчин репродуктивного возраста. Приблизительно.

— Мы немного сгладили оценку, — добавил Триандафиллов. — Где-то больше, где-то меньше рождается, у кого-то вообще детей нет. Кроме того — возвратилось часть эммигрантов. Сравнив эти данные с довоенной царской статистикой, мы пришли к выводу, что Польша реально в состоянии мобилизовать от одного до двух процентов населения.

— Сохранив хоть какие-то тылы, — подытожил Шапошников. — И скорее один процент, нежели два. То есть, их реальный мобилизационный потенциал около трехсот, максимум шестисот тысяч.

— Разумно, — кивнул Фрунзе, принимая доводы.

— Это очень много, — вклинился Каменев. — И я предлагаю начать под любыми предлогами формировать дивизии. Обычные стрелковые дивизии. Например, для защиты Кавказа, Средней Азии или Дальнего Востока.

— Вы хотите, чтобы поляки не напали?

— Но их вдвое больше!

— А мы в несколько раз лучше вооружены, чем они. Любая наша пехотная рота имеет огневую мощь, сравнимую у них с батальоном, а то и больше.

— Может быть начать плановые сборы резервистов? — не унимался Сергей Сергеевич.

— На переподготовку?

— Именно. Это, считай, скрытая мобилизация.

Михаил Васильевич задумался.

— Хорошо. Давайте с 1 апреля ее и начнем. Трехмесячные учебные сборы резервистов. С Украины. Вывозите только их вглубь Союза. Например, в лагеря Поволжья или еще куда. Подумайте над этим.

— А они поедут? — усмехнулся Артузов.

— До тех пор, пока компартия УССР не решилась на отделение у них оснований отказывать не имеется. Например, у нас есть серьезные проблемы в Средней Азии и на Дальнем Востоке. Хунхузы ведь и басмачи все еще представляют угрозу. Да и Амануллы хан просит помощи в Афганистане. Вот, кстати, Сергей Сергеевич, в Среднюю Азию их и вывозите. Там переводите их со сборов на полноценную мобилизацию и формируйте части. Полки да батальоны для начала. С перспективой в 1929 году пошалить.

— Горнострелковые? Там ведь одни сплошные горы.

— Вообще отлично! Именно их. Там как раз потребуется много общей подготовки. И оружие им долго выдавать в руки будет не нужно.

— Будем много уклонистов, — заметил Шапошников.

— Это не так важно. Главное, чтобы ребят эти авантюристы в качестве пушечного мяса не решили использовать. Вытащим хотя бы сто тысяч — уже отлично. Ладно. С этим решили. Что там у поляков по оружию?

— Его везут. Много. Разного. Через Данциг. — сразу как-то помрачнел Артузов. — Оценить не представляется возможным. Агентурной сети у нас там нет. Во всяком случае — серьезной, достаточной для получения оперативных сведений. Да и бардак. Скорее всего правительство Польши само не знает, сколько у них чего есть сейчас.

— Румыния будет участвовать?

— Вряд ли. Ради чего? Защищать независимость УССР им не с руки. Какие-то интересы у них есть только в южной Бессарабии. В частности, они не отказались бы забрать Одессу. Но кто ж им даст? Англичане и французы, насколько я знаю, резко против. В остальном им незачем сражаться. Цели нет.

— А если она появиться?

— Тысяч сто они выставят. Плюс по мобилизации еще столько, край двести. Не по людям. По оружию, которого тупо нет. Но подготовка у них никакая. Да и их никто не планирует использовать — поставок вооружения нет. И быстро его не завести.