Глава 1 КУЛАК

Ненавижу такие затхлые советские помещения, как это.

Дом культуры, епта. По потолку трещины, на стенах акварель в дешевых рамах, а стол шатается. Здесь и приведение повесилось бы от тоски.

Она, естественно, уселась прямо напротив. И щебечет там что-то. Земельный участок — не пригодный, а геодезическая служба написала так и сяк.

Она — это Алиса Чернышевская.

Активистка, по объяснению мэра.

Волонтер, по ее собственным словам.

Выдыхаю лениво и громко. Она сбивается. И теперь вдох у нас обоих затяжной. Не могу понять: то ли действительно кудряшка дрожит у нее возле уха, то ли просто волнистые волосы так сбились.

В голове много мыслей толкается. Уж слишком много для полудня, что должен был стать скучным и формальным визитом в неказистые Васильки, которые скоро войдут в состав столицы.

С мэром вроде все на мази катилось. Я даже взял с собой Егора Лина, рок-звезду небывалой популярности, для пиара. Паршивая идея, как по мне, но рисков здесь не предвиделось.

Смазливый пройдоха — выходец из Васильков. Консалтинг группа все продумала, договорилась о его присутствии и публичной поддержки в поселке.

Поддержки для строительства моего гигантского и благотворительного спортивного комплекса.

Который я построю что бы не случилось. И какие бы Алисы Чернышевские с манящими темными глазами этому не препятствовали.

Ее и привел сюда этот Егор Лин. Точнее, она явно сама притащилась, куда не звали, но вклиниться во все дела ей помог рок-звезда. Они, оказывается, однокурсники.

— Но участок граничит прямо с площадкой. Площадкой для детского дома, напоминаю, — упрямо твердит Алиса.

Раз восьмой уже напоминает. Своими пухлыми, непрокрашенными губами. Они двигаются и двигаются, а я втыкаю. С самой первой секунды долблю взглядом — как увидел ее нелепое появление в коридоре.

Не смотрит на меня, ну и пусть не смотрит.

Может, хуже будет, если взглянет.

Может, я скажу что-то дебильное вкрай тогда. Как это красиво обернуть?

Не-обрати-мое скажу.

— И раскол, почвы я имею в виду, как раз по той границе проходит, — голосом она комнату захватывает. Бля, какая она активистка. Ей бы гребаным военачальником быть.

Ну, в иной реальности какой-то.

В этой все бы воевали, чтобы ее на спину завалить и присунуть.

Ну, может не все. Не знаю. О чем я, пиздец, думаю вообще?

Прочищаю горло. Алиса сбивается снова.

Этот ее мгновенный непорядок в голосе, что она тут же пытается исправить, спичкой проходится по моей коже, как по терке зажигания.

Почему-то на кончиках пальцев кожа пылает.

— Исправим трещину, заделаем, и останется стоять та площадка крепче прежнего, — я выдаю излишне грубо.

Давай, вонзай клыки в меня.

— Если бы было возможным, геодезическая служба так бы и обозначала, — упрямо не смотрит на меня, и захлебывается дальше в словах.

Я, как глупая шавка, подаюсь вперед, но в последний момент стопорю себя.

Так, это надо прекращать.

Все надо прекращать: и эту болтологию, и новоиспеченную спецгруппу по строительству, и эту… Алису Чернышевскую.

— Анатолий Иванович, — колокольчиком бестия звенит опять на весь чертов Дом Культуры, околдовывая мэра. — Провалиться земля не только под детским домом может. А еще дальше раскол пойдет.

Да-да, провалиться земля и подо мной может. Прямо сейчас.

Но лучше бы под тобой.

Интересно, столичная бестия бывала когда-то в детском доме дольше, чем утренник со стишками и подарочными пряниками, в роли Снегурочки?

Потому что я бывал. Там я вырос.

В голоде, холоде и грязи.

В нищете. По всем фронтам. Кроме ожидания.

Только ожиданий в детском доме — завались.

— Земля и сейчас провалиться может. Что-то ты ни хрена не делаешь по этому поводу.

И — пульс водородной бомбой расходится по телу. Слышу только его. И иногда прорывается постукивание ее ножки. Которой она все время нервно дергает и задевает чертов стол.

Потому что Алиса Чернышевская наконец-то поднимает на меня глаза. И смотрит укоризненно, и нахально, и немного… загнанно.