Хватаюсь за последнюю эмоцию, как за кусок мяса с голодухи.

— В городе есть чем заняться… волонтерам. И это точно не моим комплексом!

— Пока нет никакого комплекса, — довольно напоминает бестия. — Пока это только воздух.

Егор Лин заливается смехом, словно однокурсница удачно пошутила.

Я нахожу ее наблюдение очень несмешным.

— Писульки этой службы — просто бумага, а твои претензии — только воздух.

— Думаю, нам нужно успок… — выдвигает вперед руки мэр, но никому нет интереса до его миротворческой миссии.

— Просто бумага, как и твои деньги, Кулаков, — идет она на прямую атаку, и я вынужден удерживать себя ладонью за стол. — И эта бумага не скроет вреда в будущем.

— Твое нытье тоже не перекроет пользу от спорта, — рублю так быстро, что Алиса и рта не успевает открыть. — И польза будет как раз от этих бумажек.

— Грязных, мерзких купюр, — бормочет она.

— Грязных, мерзких купюр, — подтверждаю я.

И наконец-то подаюсь вперед.

Алиса не тушуется, но мне кажется, она вздрагивает. Вот бы отмотать время назад и разглядеть точно.

Беззастенчиво пялюсь на нее, потому что… потому что только это помогает выныривать из внезапной свалки мыслей.

— Еще две службы должны одобрить это. — Она трясет бумагами, как наживкой передо мной. — И посмотрим — посмотрим — что скажет областная градостроительная служба.

Полнокровная боевая бестия. В цветочном платье и с блестящей копной непослушных волос — она больше на фею похожа.

Видимо, не из детской сказки фея. А та, которая с окровавленным топором поджидает за порогом, заигрывая крылышками в кишках своих жертв.

Я знаю еще один вид фей, и если бы она…

… если бы Алиса Чернышевская себя предлагала…

… боюсь представить, что бы я отдал хотя бы за один перепих.

— Они и одобрят. Городских сумасшедших редко слушают. Тем более, начальника областной градостроительной службы я тоже знаю.

Закладываю мину самодовольным, резким тоном.

Похоже, ее можно задавить неприкрытым эгоизмом. Бесится, как ребенок, вон ногти уже в ладони впустила.

И дергает-дергает этой своей ножкой.

Ну сколько можно уже.

Разговор серьезный идет!

— Не намекаете ли вы, прямо в кабинете госслужащего, что опуститесь до взяточничества… и нарушения закона?

Буравлю типа равнодушным взглядом.

Что еще за «опуститесь»? Такие дела только так и решаются.

— Алиса Дмитриевна, давайте дадим Василию Ивановичу шанс представить проект, — заводит мэр.

Что это она щелкает по экрану телефона там?

Откуда-то бестия набирается нового витка энергии, и опять по кругу упрямо разбрасывается фактами и прогнозами.

Пишу Игнату, чтобы срочно, вот прямо сейчас, пробил Алису Дмитриевну Чернышевскую, возраст от 25 лет, прописка, скорее всего, столичная. Чтобы номер у меня через пять минут был.

А лучше через секунд шестьдесят.

Ножка затихает на пару мгновений. А потом, пошевелив золотистой босоножкой, начинает дерганье снова.

В этом Доме Культуры сойти с ума можно от жары. Куплю им долбаный кондиционер, а лучше три.

Пока мэр безуспешно убеждает ее прогнуться, проверяю телефон. Как тронутый на всю голову.

— Это все возможно только в случае, если речь идет о персонах, которым можно… доверять, — намеренно рассудительно и даже мягко заключает Алиса и бесстыдно смотрит на меня.

Клянусь, я знаю, что ответить мерзавке, но во рту пересыхает. Песчаный буран кругами башку мою наяривает. Она еще у меня попляшет. Я за такое мужиков в землю укладывал. Даже рок-звезда Егор Лин напрягся. Видать, не дурак!

А Алисе хоть бы хны.

Она еще голову вскидывает, а волосы назад отбрасывает.

Пинг нового сообщения разрывает наш крышесносный глазной контакт.

Игнат прислал ее номер.

Ударяю по буквам, как пули отстреливаю.

Все равно втыкаю на ножку, заставляя себя возвращаться к формированию сообщения.

Пишу и стираю.

«я тебя…»

«я тебя…»

«я тебя уничтожу»

Но в последнюю секунду заменяю одно слово и отправляю.

«я тебя съем»