Шрифт:
Теперь на меня не глядит.
— Я расстроюсь, козленочек, если с тобой что-то случится. Хуже, чем синяк дурацкий.
— Не расстроишься, — вскидывает лохматую голову, — потому что ничегошьки не случится. Я знаешь, как умею. Потом покажу!
— Покажи сейчас, — прошу ласково, а изнутри каждая деталь окружающего мира вдруг выпуклой кажется. Словно я поменяла форму своего существования, и теперь предметы четырехмерные.
— Неа. Как будет готово! Я тебя защищу!
Мотает головой следующие пятнадцать минут, как уговариваю его рассказать. Ухожу к Васе в пристройку в гнетущих чувствах.
Решаю все-таки ему сказать, хоть толку от этого ноль будет. Но тревожит меня разговор неимоверно. Я будто в будущее чувствами заглянула, а там — беда.
Кулак, ожидаемо, гнусно ерничает и с грязью Ваню смешивает.
— Нет, ты не понимаешь, что-то странное в этом есть. Он как одержимый выглядел.
— Ага, ну как обычно. Забей, что он может. Придумал способ своровать только. — Он разглядывает спинку кресла, которая только что под тяжестью его туши разошлась по краям. — А с чего ты решила, что первую записку оборвыш написал?
И тут я вспоминаю. Там была фраза, как от Вани я услышала. «Сиротам богачи не нужны».
Только об этом я Кулаку уже говорить не буду.
— Потому что детский почерк показался и вообще детская затея.
— Это не детский почерк точно, — бормочет он. — Просто неаккуратный.
«Сиротам богачи не нужны».
Тогда в магазине слова слышали я, Мира, Сергей Степанович, начальник полиции Петренко и двое полицейских.
Троих отсекаем, трое остаются.
Ничего себе. Решаю придержать пока мысль, ибо… не шибко она умная, в целом. Мало еще где Ваня мог подобное услышать. Это всего лишь фраза.
Хотя совпадение странное.
Глава 31 АЛИСА
Марат выносит вердикт: добротно готовиться к ответному удару после публичного выступления. Послушав безопасника в присутствии меня и пиар-команды, Кулак вызывает Марата на отдельный разговор.
Оба возвращаются не в духе. Догадываюсь, что Вася вообще все хочет переиграть.
— Созвон через четыре часа, — отключает он пиар-команду и мы остаемся наедине в его кабинете.
Здесь и домовик повесился бы от тоски. Пусто все.
— Ответный удар — сразу нет и никогда, Алиса. Так не пойдет. Я подставлять тебя не буду. Забудь об этом, — едва не срывается он на крик, когда я пытаюсь что-то добавить.
Блин, думать все заново. А такой внятный план нарисовался.
Но мне тоже страшно. Особенно после того разговора с Ваней. Не хочу, чтобы и козленочек оказался втянутым в нападение идиота невменяемого какого-то.
Кулак останется в офисе — явно хочет остыть немного, ко всему прочему, — а я планирую забежать к Мире.
Но сначала он хочет показать мне какие-то доки в машине. Куллинан припаркован в переулке-тупике, примыкающем к проспекту.
Резко распахивая заднюю дверцу, Кулак сминает мои волосы на затылке, утягивая меня в короткие рьяные поцелуи.
Сразу становится понятно что за длинный «документ» кое-кто собирается мне показать.
В веренице движений — попытках мгновенно устроиться на сидении, захлопнуть дверь и продолжать лизаться — смеюсь над нашей неуклюжестью, но тут же охаю, растворяясь в плену его разгоряченного тела, безжалостно раздавливающего меня.
— Здесь… здесь улица прямо, — пытаюсь говорить внятно, но мне мешает настойчивость его языка.
— Да, веди себя тихо, а то все узнают, что ты и не скромница вообще.
— Наглый бычара! — возмущаюсь я. Он довольно выдыхает в мой последующий стон, как только устраивается внутри меня наполовину длины.
Хорошо, что его ладонь сцепила мой затылок в хватке — мое головокружение лишь усиливается с каждым новым подходом; жаркий сухой вихрь словно у меня в мыслях взвивается по спирали и тут же распыляется коловертью по коже вниз, волна за волной…
Замираю бездумно, когда Кулак мне шею цапает зубами и неожиданно — рваными, нежными подстегиваниями — проходится ладонью по всему, что находится между моими половыми губами. Я ошеломленно кончаю, взрыв столь оглушительный, не слышу даже собственных выдохов.
— Умница, — припадает он рокочущим голосом к моему уху. — Просто отличница. Я только начал, а ты уже умница.
И похищает мои вымученные вдохи, не пропуская ни одного, когда градом засаживается, каждый раз до мучительного упора, беспрестанно шлепая меня яйцами.