— А не боишься ли ты, что потешаться будут и над тобой, и над словесами твоими и прочим, тобою рожденным? Ведь, сказано же в твоем любимейшем Евангелии от Фомы: "Не давайте того, что свято, собакам, чтобы они не бросили это в навоз".

— А все это не собакам дается, но своим. Я по крайней мере, на это уповаю. А то, что потешаться будут… так пусть себе посмеиваются. В "Том Самом Мюнхаузене" Марка Захарова отличнейше было сказано: "Это не всякий может себе позволить — быть смешным". Действительно, не всякий! Позволить себе такую напрасную наивность, растопыренную смелость и беспардонную святость — быть посмешищем. Позволить себе такую наглость — быть слабым, простым, быть по-просту хорошим, как Кирилов в «Бесах». И они все — смеющиеся и издевающиеся над нами — на самом деле, я знаю, боятся. Боятся до патологии. На самом деле они все понимают. И им не смешно. Им страшно. И до рвоты завидно. Ни один католик не позволит себе быть Христом, а я, вот, открыто могу заявить, что внутренне я истинно таков, как возносящийся Христос на картине Грюневальда!

— Даже так?

— Даже и не так! Я сугубо и всенепременнейше считаю, что то, что мною тут вещается — есть, не более и не менее, как пятое и единственное верное и священное Евангелие, да, и вообще, — Книга Бытия Всех Времен и Народов! Себя же я причисляю к лику святых — как в песне Кузи Уо поется: и отныне вам жить подобает по образу и подобию моему! Позволяю себе все. Нету ничего, что я не могу себе позволить: от Вечного и святейшего бытия — до сырого и кислого небытия. Только от тебя самого зависит — кем тебе быть… И это определяется тем, на что ты замахиваешься, и сколь многим ты способен пожертвовать. "О, засмейтесь, смехачи!"…

— А вот теперь такой вопрос. Как ты расцениваешь то, что в свое время и Ромыч, и Черный Лукич, и многие другие твои соратники выдавали невиданные, дерзновенные в своей дерзновенности опусы, а затем в дребезги отреклись от всего содеянного. Вот, как ты разумеешь — их былая крутизна являлась их собственной заслугой, или…?

— Да, какая, на хуй, разница — чье это! Это и так известно — чье. Автор один. Автор у всех у нас один. Это — то, что нами движет, то, откуда мы родом. Тот, кто хоть раз это понял, принял и вошел в игру — никуда из нее не денется. Он уже в высшем смысле как-бы спасен, как мне кажется, как бы низко он в процессе этой игры не сверзился, в каком бы говне не потонул, какой хуйнею бы ни занимался. Рано или поздно он проснется, все поймет и засмеется как Кришна в притче про то, как он однажды воплотился свиньей. Ромыч уже навечно автор "Непрерывного Суицида", "Рок-н-Ролльного Фронта", "Убей Мента", да, и вообще ИНСТРУКЦИИ ПО ВЫЖИВАНИЮ. Вся поебень, которой он сейчас мается — простится, забудется, да, скорее всего, и вообще, во внимание не примется! Важно то, что он однажды (да и не раз) поставил всему миру (в очередной раз ухитрившемуся не заметить этого) мат, как в рассказе Василия Аксенова «Победа». Он — в моей вечности. И я думаю, что где-то в глубине души он все это и сам понимает, поэтому психует и выебывается. Как бы там ни было, он — навечно мой лихой горемычный собрат в нашей общей удалой и безобразной рок-н-ролльной войнушке, — так же, как и Черный Лукич, Димка Селиванов, Янка… да, и вообще, — все те, кто хоть раз поучаствовал в этом скромном празднике.

— Как ты относишься к профессионализму? В записи, в исполнении?

— Да, наихуевейше!!! Только, блядь, дилетант может сотворить что-либо нетривиальное, стоящее и настоящее! Профессионализм (все эти «технаризмы», "симфонизмы", «эстетизмы» и прочая ненаглядная поебень) уничтожает все живое, что может быть в роке. Я, вот, в основном сейчас слушаю всякие гаражные и психоделические команды середины и конца 60-х (TROGGS, Kim Fowley, St. JOHN GREEN, VELVET UNDERGROUND, THE DOORS, THE STANDELLS, KINKS, MC5, PAUL REVERE & THE RIDERS и пр.). Чуваки не умели, в обычном, массово-уебищном понимании, играть. Но зато как они играли!!! Это же не просто (о чем Манагер мечтает) — сгореть, на хуй, и в кучку пепла превратиться! Вот так вот и должно петь и играть. Я, вот, считаю, что самая наиважнейшая мера — это предельная живость автора, творца, его одержимость, безрассудство во время творческого акта, и насрать на (пусть даже значительную) долю лажи, которая при этой вдохновенности неизбежна. Я больше всего охуеваю от всяких народных архаических ритуальных песнопений и музицирований. Это, вообще, не может быть профессионально исполнено! Да, и вообще, по-настоящему страшно, захватывающе, горько и светло поет нажравшийся в сракатан мужик, стучащий кулаком по столу, пускающий и размазывающий кровь, слезы и слюни. Я до сих пор так и не научился как следует играть на гитаре и петь, как, допустим, Александр Борисович Градский. Мне это никогда и на хуй не надо было. Манагер, вот, вообще, петь не умеет. Зато какой невъебенный праздник он переживает, когда поет: это видеть надо! В Новосибирске, в 1988 году, во время нашего (ГО) выступления Манагер осатанел и забылся до столь исступленной степени, что перестал вдыхать между выпеваемыми-выблевываемыми-выдираемыми с мясом строчками и рефренами, и самым натуральным образом чуть на задохся. У него аж кровеносные сосуды полопались на щеках и рожа вся складками одеревенела, превратившись в этакую зомбиобразную гримасу, этакий остервенелый оскал. Только через пару часов после окончания концерта к нему возвернулась более-менее человеческая личина. О! А что касается записи… Я, вот, принципиально записываюсь дома — своим собственным звуком, который я сам изобретаю и собственноручно воплощаю, работать с которым мне радостно и интересно, и который навряд ли обрадует и заинтересует эстетствующие массы. Самая же смелая, бескомпромиссная и обидная запись, которую я когда-либо слышал — это сольник Кузи Уо Трамтарарарарам, записанный им лично при участии Манагера. Это — эталон, высший уровень крутизны, идеал, для меня непостижимый, и вообще, немыслимый.

Да, и вообще, как мне кажется, по-настоящему интересно и здорово может быть лишь то, что не можешь, — то, чего пока не умеешь, а потом уже… квалифицированные будни каких-нибудь недохороненных заскорузных Клэптонов, Джаггеров, Макаревичей. "Это ли не юдоль скорби?"

— Теперь, с твоего разрешения, серия "блиц"-вопросов. Твой любимый… так сказать… «певец»? Вокалист?

— Трое — Screamin' Jay Hawkins, Jim Morrison и Kim Fowley (правда, я у него слышал лишь один, к сожалению, альбом Contrageous 1967 года, но это — просто пиздец!)

— Любимa группа?

— Разумеется, ГО, КОММУНИЗМ и прочие собственные проекты. А также… THE DOORS.

— Любимый поэт?

— Александр Введенский.

— Любимый писатель?

— Достоевский.

— Ну, вот, вроде и все. Что бы ты хотел еще добавить?

— Эх… слова девальвируются, обесцениваются прямо на глазах. Все, что я тут самозабвенно навещал, возможно, выглядит плоско, нарочито, вычурно и, по-просту, пошло. Мне, честно говоря, насрать — как выглядят мои нищие речи, и кто что подумает. Считайте, что все это мной наговорено сугубо и исключительно для собственной персоны. Вообще, честно говоря, все, чем я тут занимаюсь в эти печальные времена (стихи, песни, картинки или, вот, например, слова), я считаю этаким безнадежным ритуалом. Чем-то вроде концептуальной акции Джозефа Бойса, когда он носил и укачивал на руках мертвого зайца, объясняя ему вслух теорию относительности.

10.09.1990 г., Егор.

Первый альбом ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ 90-х годов… В 89-м только под маркой ГО было выпущено 6 номерных альбомов, в 90-м же лишь Инструкция По Выживанию призвана олицетворять собой первую половину года.

Всем ясно, что с отечественным андеграундом что-то происходит — точнее говоря, его просто нет. Естественно, что сей факт не мог не отразиться на творчестве Летова, который с момента начала своей деятельности в 82-м году для многих олицетворял самое левое крыло контрдвижения. Ломка сознания, происшедшая со многими былыми лидерами, заставила Егора и его единомышленников еще глубже "спуститься в подвалы". Все эти катаклизмы и привели к тому, что мы имеем всего лишь один альбом за полгода — для ГО это, несомненно, крайне мало. Нет никаких сомнений, что интенсивность написания песен у Летова не уменьшилась, но он ждет…

Символично и то, что и этот единственный альбом являет собой не плоды творчества Егора, а всего лишь версии песен ИНСТРУКЦИИ ПО ВЫЖИВАНИЮ. С одной стороны, этот факт можно расценивать как желание мэтра донести до слушателей творчество своих менее известных братьев по вере, но если принять во внимание все вышеизложенное, ситуация выглядит весьма плачевно. То, что Летов делал раньше, его уже не удовлетворяет: можно довести до предела звучание инструментов, но это еще не есть новое качество. И Инструкция по Выживанию записали именно в тот момент, когда Егор находился в состоянии поиска новой формы, переосмысления достигнутого.