Холодный порыв уличного ветра осыпал его снежной манной, и белые хлопья тут же растаяли на горячем лице. Дверь захлопнулась, щёлкнул замок.

Никанор Степанович стоял, прижавшись спиной к узкой перемычке между витриной и дверью. Уговаривал себя повернуться – и не мог. Чувствовал: тот, кто прятался за его спиной, стоит у окна. На запястье блеснули командирские часы. Старик чуть согнул руку – в зеркальном кружочке отразилась непогашенная лампа, мелькнули разноцветные корешки книг на полке, стул в вязаном чехле, бледное лицо с сеточкой лиловых вен.

Он вздрогнул, уронил руку, закрыл глаза. Кто оно? Чего хочет? Зачем пробралось в кофейню? И главное, почему тут же не напало на него?

Улица завертелась перед глазами, к горлу подступил комок. Пальцы онемели, никак не могли нащупать трость. Сначала он решил, что это от страха, потом ощутил чудовищную слабость, как будто он целый день трудился у станка. Силы таяли, кружились в водовороте и утекали в сливное отверстие – чёрную дыру, поглощались существом за стеклянной витриной. Хрусть! Подогнулись колени.

Горячий мокрый язык лизал щёки и лоб. Пахло псиной. Никанор поднял тяжёлую голову, разлепил веки, отстранил от себя Клёпу, которая никак не унималась. Стёр с циферблата налипший снег и снова поглядел в отражение на циферблате. Край радиаторной батареи, корзинка с искусственными цветами, полка с книгами – лица он не увидел, набрался смелости и осторожно выглянул из-за стены.

В уютном свете кофейни фигура жуткого существа ничем не отличалась от человеческой. Если бы не сиявшие лиловым флуоресцентным светом ниточки вен на шее и лице, Никанор Степанович принял бы незваную гостью за женщину пятидесяти лет. Да это и была женщина, в костюме кассира из супермаркета, только двигалась она как-то странно – то порывисто, то плавно, – как марионетка. Лицо её почти ничего не выражало, глаза поблёскивали, вращаясь в орбитах, искали что-то на столе.

Как бы между прочим жуткая особа раскладывала разбросанные вещи, оставленные стариком в каком-то своём, шизофренически чётком порядке. Наткнувшись на небольшой тёмный предмет, она неумело потыкала по кнопкам, и из недр кофейни донёсся приглушённый голос:

«Привет всем. Говорит Ибрагим Беркутов. Эколог, учёный-энтузиаст и просто замечательный человек…»

Клёпа истерично залаяла. Старик шикнул на собаку, сжался. Существо в костюме кассира дёрнулось, выпучило глаза, бросилось к чёрному ходу.

Никанор заковылял прочь от проклятой кофейни. Метель усилилась, снег прилип к бровям и бороде.

– Идёшь? – сердито крикнул он собаке. – Из-за тебя чуть…

Он обернулся. Псина стояла посреди тротуара, перетаптывалась, скулила.

– Пошли, дурная ты башка!

Жаль, поводок не взял.

– Клёпа! А ну! – рассердился он. Собака подбежала, прижалась к его ноге, будто грелась.

– Так-то.

Он торопливо зашагал к Фонтанке, мучаясь оттого, что не знал, куда именно выводит чёрный ход. Клёпа путалась под ногами, мешала идти. Он взял её на руки, она прижалась, зарылась ему в подмышку.

– Ну всё-всё, старушка. Подумаешь, встретили нечисть. Бывает, всё бывает.

Из снежной пелены выплыли гранитные башенки Ломоносовского моста. Ледяная корка на реке быстро белела.

– Домой, домой, старушка.

Он шёл, щуря глаза от летящего снега, отбивая тростью быстрый ритм. Мимо проплыла первая башенка, скрипнула толстая цепь.

Никанор остановился, вгляделся в метель. Что-то качнулось, шагнуло на мост, слабо вспыхнуло лиловым. Неясная мужская фигура в деловом костюме по-паучьи села на корточки, замерла.

Клёпа глухо зарычала, оскалила зубы и нервно облизалась. Старик шагнул назад, оглянулся и задрожал.

С другой стороны моста появилась незнакомка из кофейни. Только на этот раз ни стекла, ни стены между ними не было.

Паук прыгнул не по-человечьи легко, приземлился на гранитный парапет. Его подружка, или кем она была, ограничилась несколькими дёргаными движениями. Сеточки сосудов на их коже засветились ярче.

Никанор снова ощутил слабость.

– Ну-ну, – прошептал он и крепче сжал Клёпу. – Мы тоже кой-чему учились.

Он закрыл глаза, постарался вспомнить, как это было в первый раз: возмущение, жар, лёгкость, воздух.

– Тяф, – прокомментировала собака.

Старик приоткрыл глаза и увидел, что его подошвы парят на локоть от земли.

– Тяф, – как метроном отсчитывала Клёпа.

Нелюди приближались.

– Ну давай, давай!

Он увидел искажённое лицо паука в деловом костюме. Без труда прочитал выражение на этом лице: животный голод, жажда, отупение. Никанор уже видел такие лица во время войны.