Шрифт:
— Вы че, охренели?! Тут же кругом десятки миллирентген в час! У вас совсем мозгов нету?! Хотите, чтоб вас еще и изнутри излучало, притом, круглые сутки?! Ну вы во-о-обще-е-е!
Но лейтенанту Сергей ничего не сказал, лишь наградил его выразительным взглядом:
“Куда ж ты, блять, смотришь?!”
Эффект от сказанного был зримым и мгновенным: движение челюстей тут же замерло, а потом кто-то будто нажал кнопку РЕВЕРС на корморезке: рот открылся, и из него наружу полезла бело-зеленая пережеванная масса, посыпалась вниз, на сапоги…
***
27.07
Мы в Диброве, в командировке.
Приглашают на обед.
Только 1-е и 3-е.
А у нас на троих, на весь экипаж, только два котелка.
К еде положена соль. Соль насыпана горкой на штабеле досок почти по грудь высотой.
Я ем первый, а хозяин котелка (Коля) в это время курит, ожидая, пока я закончу.
Местный лейтенант сгоняет нас с дров, мне:
— А вы, товарищ лейтенант, вообще пошли б в офицерскую столовую. Там бы вам тарелку дали, все как положено…
Я промолчал.
Ему ж не объяснишь, что мы — один экипаж.
С нами еще Маринка была, та еще выскочка.
Красивая, но с характером.
И ей от лейтенанта тоже досталось:
— А вам, девушка, не помешало бы работать среди женщин, вы суету среди мужчин создаете.
Но она, в отличие от нас, молчать не стала:
— А у вас, мужиков, вечно бабы виноваты! И вообще, здесь правила не писаны, где хочу, там и ем, без вашего-то, разрешения!..
В это время старший прапорщик появляется, говорит то же самое, но рекомендует солдатскую столовую (палатка рядом).
Делать нечего, прихватил Маринку, и мы с ней зашли.
Грязные столы с зелеными перьями лука, грязь на земляном скользком полу, запах хлорки, темень.
Вышли обратно, едим на дровах.
***
— Молодой человек, а вы дорогу до палаточного городка не подскажете? Я тут петляла, петляла, но так ничего и не нашла…
Длинные, цвета воронова крыла, волосы были перехвачены тканевой резинкой. Глаза с удивительной синевой густо подкрашены черным карандашом. Темно-бордовая помада выделяла губы на бледном лице. Ярко-зеленая форма по фигуре. Слегка выглядывающие персиковые бугорки. Из-под рукава торчал черный ремешок.
Игорь остановился и посмотрел на незнакомку снизу вверх.
— Конечно! — и слегка растерялся, когда девушка приосанилась, надувая губы. — Я могу даже проводить… если вы, конечно, не против.
— Нет, что вы! Я как раз таки не против! — девица захлопала густыми ресницами.
Игорь посмотрел в ее пронзительные синие глаза и почувствовал, как сознание медленно отходит на задний план, уступая место приятному наваждению.
На улице стемнело.
Большинство военных уже разошлись по палаткам и конторкам, уступая место ночной тишине.
На территории станции все еще пребывали люди, дежурившие в ночные смены — как только солнце появлялось на линии горизонта, появлялись и сменщики.
И так каждый день.
Они едва не споткнулись о порог небольшой комнаты, где ночевал репортер, а после, ранним утром, отправлялся на поиски новых репортажей: его неимоверно манил вид разрушенного блока, и каждый раз, пребывая перед развалами реактора, ему казалось мало.
Игорь никак не ожидал, что не станет сопротивляться, когда девушка толкнула его на постель и принялась стаскивать с себя одежду.
Лямка бюстгальтера съехала с плеча, приоткрывая мужскому голодному взору тонкие ключицы. Грудь все еще оставалась прикрытой, заставляя возбужденно фантазировать. Девчонка будто бы ждала решительных действий со стороны любовника — сидя на нем верхом и обнажив белые ягодицы, она беспрестанно гладила его по груди и, не отрываясь, смотрела ему в глаза.
Игорь схватил чертовку за тонкую шею и впился губами в алые уста. Она слегка растерялась, но скрыла довольную улыбку, прикрыв от удовольствия веки. Дрожащей рукой фотограф сорвал ненавистный бюстгальтер и отбросил его куда-то в сторону, принимаясь гладить маленькие бугорки.
Девушка, издав протяжный стон, прикусила нижнюю губу, и даже не пискнула, когда разгоряченный двухметровый мужик, перевернув ее на спину, без зазрения совести вошел в нее.
— Игорь!!
Костин, вскочив как ужаленный, подхватил с пола вещи и, отвернувшись, принялся одеваться.
Мила, сложив руки на груди, с явным презрением наблюдала за его паническими телодвижениями.
— Тебя сегодня ночью видели с какой-то девицей! А утром я застаю тебя в чем мать родила!
— А тебе есть дело? Я свободный человек!