— Не хочу оставлять тебя голодной, — с тщательно скрываемым сожалением выговаривает он и забирает меню. Смотрит на прикроватный телефон, видимо, планируя сделать заказ.

— Готовить будут не менее часа, каким бы крутым этот номер не был, — бесстрастно комментирует она и приподнимается на руках. Шлейка платья спадает с плеча.

Карелин возвращает ее на место, задумчиво крутя полоску между пальцев.

— Что если час — это мало? — негромко произносит он.

— Ты… издеваешься надо мной? — спрашивает она расстроенно, поворачиваясь в сторону лишь немного.

Даже не собирается скрывать обиды, глупо или нет. Он что ли хочет, чтобы она набросилась на него?

Кулаком он тянет подол ее платья вниз, будто его так можно стянуть. Несмотря на подтекст беседы, движение застает девушку врасплох.

— Издеваюсь я давно. Над собой.

— Ты собираешься наконец-то поцеловать меня или нет, Карелин?— сопит она.

Самостоятельное стягивание платья лежа оборачивается каторгой, когда он махом раздвигает ей ноги и, небрежно отводя белье в сторону, припадает к жару складочек требовательным ртом.

Она крутится и вертится, в какой-то момент он приподнимается, чтобы помочь — но сбившееся складками платье остается на девушке, потому что теперь они жадно целуются.

Она расстегивает его ширинку и пытается совладать с неуклюжестью собственных рук. То задевая пальцами колом стоящий член, то костяшками упираясь в ремень, то прислоняя ладонь к разрезу кармана.

Вынуждена выгнуться под ним, унять головокружение от безжалостности лихорадочного рта, помечающего ее тело засосами словно ожогами.

Беспорядочно припадая к разным участкам кожи и не выдерживая, Карелин врывается в нее с коротким, приглушенным рыком.

Держаться руками за его шею. Нужно держаться за что-то, ибо их тела схлёстываются, как в битве. Как можно лежать спиной на кровати, под грузом заходящегося в рывках тела, и бояться упасть? Бояться сигануть вниз, теряя не только опору, но ощущение своего тела?

Кира и боится, и надеется. Одновременно. Мукой отзываются одинокие участки кожи, к которым он не может сейчас дотянуться.

— Рома, — вскрикивает она, от бессилия впиваясь ногтями в жесткие волоски на шее и пытаясь разглядеть, как он в ней двигается, — Рома!

Он только сжимает крепче. Мотнув головой, будто приводя себя в чувство, просовывает и закрепляет свои руки под ее подмышками и теперь дергает на себя все ее тело.

Утыкаясь лбом в переносицу, он умоляет жестким, гортанным голосом:

— Да, — вынуждая ее подмахивать каждому проникновению, дышит со свистом, — да. Кира… Да, давай. Не сдерживайся. Не молчи.

Пот стекает ей на глаза, но Роман утирает каплю носом.

— Мне нужно, — задыхается Кира, — мне нужно…

— Что тебе нужно?

Она мотает головой, теряя нити мыслей.

Обрывки путаются и комом перекатываются по сознанию.

Увязает в противоречиях желаний, намерений и нужде.

Одежда мешает, и жара мешает, и пламя, свирепствующее внутри, — тоже.

Нет никаких ударов и всполохов тока, искрящихся каждым толчком. Ток льется бесперебойным журчащим протоком, еще сплошной заряженной стеной обрушившись на них с самого начала.

Остается только барахтаться, и не останавливаться. Ни на одну дрожь не останавливаться.

— Рома, мне нужно, — Кира закрывает глаза, но он легонько бодается лицом об покрытый испариной лоб, призывая вернуть взгляд, — я сейчас… Я думаю, я близко…

Она просовывает ладонь между ними и ищет пальцами клитор или хотя бы кусочек плоти рядом.

— Хорошо, — дергает он головой и сцепляет зубы, — хорошо, милая. Но потом… ты будешь кончать вот так, просто на мне, хорошо? Без рук будешь?

Кивка даже полноценного не выходит, и она опаляет рвущимся на свободу дыханием подбородок, усеянный мелкими шрамами и вмятинами.

— Я хочу, — лепечет она, — но я не могу, пожалуйста, я…

Рома заходится столь стремительным, жестким ритмом, что ее ладонь натирает навершие сама по себе. Кажется, кто-то из них рвет его брючину.

Ерзанье столь суматошное и беспорядочное, что Кира не уверена -- то ли их все еще окружает светлый день, то ли наступила темнота ночи.

— Я знаю, — выталкивает из себя слова Карелин, — я знаю. Потом получится. Какая ты узкая, ты не понимаешь, я не могу остановиться. Какая ты, я всю тебя…