— Ублюдок, — шипит он отцу в лицо. — Только тронь ее!

Тот оскорбленно хмурится.

Я встаю на цыпочки, чтобы получше видеть детали, но изображение мелкое, кабинет огромный и все такое светлое, что стены вдалеке сливаются в сплошное белое полотно.

— Я столько вложил в тебя, щенок, а ты позволил себе посягнуть на мою семью, когда я твою спас. Я вырастил вас с Джессом, как отец. Научил всему. А что ты сделал?

Несколько секунд они неотрывно смотрят друг на друга. От висящей между ними тишины хочется взвыть, исполосовать ее на кусочки, только чтобы молчание это прекратилось.

— Что в тебе такого особенного, Ник? — шепчет отец. — Ты с самого детства только и занимаешься тем, что доставляешь проблемы. Ведешь себя, как отморозок, игнорируешь правила, отказываешь от всего, за что другие готовы глотки рвать, отталкиваешь всех вокруг, а люди все равно к тебе тянутся. — Каждое новое слово он произносит все громче, распаляясь. — Я могу понять Джесса, он твой брат. С Кавано и Ридом все тоже предельно ясно. Даже Виола повела себя предсказуемо. Ожидать здравых поступков от глупой девчонки не стоило, но Тайлер…

— Не смей говорить о нем, — чеканит Ник.

— Почему? — невозмутимо спрашивает отец и, клянусь, он улыбается. — Потому что про друзей нельзя иначе? А про лучших из них тем более?

Ник молча сжимает кулаки, и кажется, что руки его трясутся, но не от волнения, а от злости. В голове стучит лишь одна мысль: если он вырвется, то убьет любого.

— Ты не заслуживал его дружбы. Также, как и не заслуживаешь Виолу, — произносит сквозь зубы отец.

И на этот раз Ник молчит. Он согласен.

Я касаюсь монитора пальцами, готовая упасть на колени и умолять его не слушать, потому что знаю правду.

— Это не вам решать. И уж точно не мне.

— Ты считаешь? — удивленно произносит отец. — Обнулите последние полгода Виолы, — командует он. — Я заберу ее через час и помещу в госпиталь. Предупредите персонал заранее, что потеря памяти — результат несчастного случая.

— Сэр, но сейчас все оборудование настроено на Эхо, — возражает доктор. — У нас больше двух десятков парней, которые прямо сейчас ожидают загрузки. Лаборатория и так рассчитана лишь на пятерых за раз. Перенастройка займет не меньше суток.

— Тогда загрузите ее с вместе с мистером Лавантом, — обрывает его отец. — Тонуть, так вместе. Ника потом заприте до моего возвращения. Все дневники приказываю изъять. Он не заслуживает собственного прошлого. — Глаза Ника в ужасе расширяются. — Может, тогда ты научишься вести себя как подобает солдату.

С неприкрытым отвращением, будто схватил что-то мерзкое, отец наклоняется и достает из сапога Ника нож.

— Семье уже отправлено официальное письмо о твоей гибели, — говорит он, покидая комнату. — Не беспокойся, ты погиб как герой. Честь своих солдат для меня превыше личных обид.

Стеклянная дверь с шипением закрывается, выпуская отца и доктора наружу и оставляя Ника один на один со сказанным.

— Я не буду брать на себя ответственность, — предупреждает доктор. Мужчины сцепляются взглядами, и даже сквозь экран можно ощутить, как атмосфера накаляется. — Мы не разу не подключали к Эхо неподготовленных людей. Да и дело даже не в том. Как отца я понимаю вас, но… Фрэнк, она ведь забудет всё.

— Я обещал ее матери позаботится, я ни разу не нарушил своего обещания. Сейчас за нее решаю я. Это приказ, выполняйте.

От ощущения собственной беспомощности и слабости к горлу подкатывает тошнота. Закрыв глаза, я заставляю сердце замедлиться, а иначе стук его будет слышен на всю лабораторию. Я не должна чувствовать себя настолько разбитой из-за слов отца, ведь догадывалась, что моя амнезия — его рук дело, но не могу сдержаться. Внутри все кровоточит. Ведь он же отец…

Столько раз я прогоняла эти мысли, неосознанно оправдывая его действия, чего он не заслуживал.

Он лишил меня всего.

А это предательство совсем иного уровня.

Я заставляю себя прекратить анализировать, потому что если продолжу, сдержать рвущуюся наружу истерику уже не выйдет. Заталкиваю обиду обратно в грудную клетку, пусть там от количества боли уже и так нет места, и накрепко запечатываю.

Отец уходит, а я не в силах сдвинуться, смотрю ему вслед, чувствуя, как последняя нить, связывающая меня с этим человеком, натягивается, скрипит и с глухим хлопком обрывается. Он меня не услышит, но я не могу сдержаться и шепчу:

— Но я ведь не вещь…