— Что тут случилось? — даже взвизгнул от неожиданности Бехтерев. — Кто бумаги брал?

Он бросился рыскать по папкам…

— О, Господи! Рисунки! Рисунки пропали! А вот записи вроде все, только перемешались. А вот листов с рисунками… Где они?

В голосе будущего профессора и академика звучало истинное отчаяние.

— Кажется, я знаю, где они! — прокричал Пфель и бросился куда-то во внутренний двор. Мы последовали за ним. У поленницы дров стоял дворник, смачно куривший козью ножку. Вот только бумага… рядом с ним валялся лист с рисунком.

— Это он! — закричал Бехтерев, пораженный какой-то догадкой, он вырвал самокрутку изо рта дворника. Дрожащими руками профессор развернул кусок бумаги. Дворник, шатающийся от ядреного самогона, дух которого витал над всей мизансценой, наблюдал за происходящим с отвисшей от неожиданности челюстью. На клочке была какая-то формула и верхушка рисунка — буквально несколько черточек. Также бережно Владимир Михайлович развернул смятый клок, который оказался целым листом бумаги с совершенно непонятной схемой, состоящей из семи странных шестнадцатиугольников, расположенных один внутри другого.

— Скотина. Ты что наделал? — орал Бехтерев, потрясая бумагами. — Ты же мне все испортил! Это же материалы для моей диссертации.

— Так мы это… мы с понятием, господин прохфессор. — отбрыкивался дворник, чудом державшийся на ногах.

— Мы ж знаемо что… вот все оставил каки есть, только каляки-маляки, прости Господи, так кому они нужны, пониятие имеем, я в науке работаю уже осьмой год! Неа, господа хорошия, я с понятием, я ничего нужнаго не …

Бах!

Это не выдержал Пфель, залепивший дворнику столь крепкую пощечину, что тот наконец-то приземлился всем телом и блаженно захрапел.

— Какая скотина. И выгнать его надо, да жалею все время… — повинился директор богоугодного заведения. А вот мне выть хотелось. Я-то понимал, что это могли быть за рисунки и схемы, да еще с формулами… Б…дь, так и подошел бы, да начал месить это пьяное чмо ногами… Так невместно!

— Сергей Николаевич! — обратился я к Мезенцеву, находившемуся при мне и наблюдавшему этот бардак не без интереса. — Пройдемте в кабинет Владимира Карловича, все бумажки изъять, до мельчайшего обрывка. И подписку взять. Со всех, кроме этого, конечно же.

Увидев потрясенное лицо Бехтерева, обратился уже к нему:

— Владимир Михайлович! Материала на диссертацию вы еще найдете, не сомневаюсь в вашем выдающемся научном будущем. Вот только скажите, вам такой термин, деонтология, знаком?

— Конечно же, Ваше Императорское Величество.

— Так вот, никогда и ни при каких обстоятельствах не обсуждайте своих пациентов со своими домашними. Весьма плохая привычка. Для здоровья.

[1] рапира с узким длинным клинком

[2] проходящие по строгим правилам фехтовальные поединки на острых саблях-шлегерах между двумя представителями студенческих объединений в центральноевропейских государствах

[3] Михаил намекает на легенду, что Бехтерев обследовал Сталина, после чего назвал его в семейном кругу «сухоруким параноиком». После чего был отравлен ядом из лаборатории Майрановского.

Вместо эпилога

Подмосковье.

12 мая 2021 года

Это чертовски неприятное чувство — ждать, когда где-то решают твою судьбу. Полковников, который после всего произошедшего с ним передвигался только в инвалидном кресле, был человеком стойким, других на такую работу не брали. И ответственным — другие тут нафиг не нужны. И к делу своему — проекту «Вектор» он прикипел всею душой, хотя и получил в качестве благодарности поломанное тело. Издержки непроверенного метода. Катастрофа вызвала появление спонтанно возникающих вспышек энергии, которые наносили вред, пусть небольшой, но Подмосковье — густонаселенная зона. И уже пять человек попали под удары этой энергии. Суть ее — проколы в темпоральном поле, влияние того, что наш научный руководитель назвал «нестабильной реальностью». Теперь же…

За окном пейзаж наконец-то приобрел динамичные черты: к воротам базы подъехали два Гелендвагена. Когда они оказались внутри охраняемого периметра, из передней машины вышел мужчина почти баскетбольного роста, Валерий Николаевич Кручинин, куратор проекта, в своей генеральской форме, а из второй — невысокий суховатый мужичок, одетый в очень дорогой костюм стального цвета, Марк Соломонович Гольдштейн, научный руководитель проекта. Они были на самом верху. На самом-самом верху. И именно там должны были решить — разогнать их к чертовой матери или еще побарахтаются.

Через две минуты оба въехавших на базу руководителя оказались в кабинете шефа службы безопасности.

— Ну что? — не выдержал Полковников.

Генерал Кручинин не сказал ничего, он достал из секретера бутылку коньяка. Это был Двин. Еще тот, дораспадный. Когда существовал в Ереване коньячный завод.

— Женский напиток — пробурчал генерал, скривив недовольную рожицу, затем ловко достал стаканы и разлил его ровнехонько каждому половину сосуда.

— Да не томи, Валера, что Там решили?