В тревожном поверхностном сне он видел лисиц, волков, сохатых, медведей, они ходили вокруг странного прозрачного купола, который высился над поляной прямо посреди тайги. Стены купола слегка вибрировали и мерцали, будто это было силовое поле. Никита точно знал, что купол предназначен для охраны того, что находится у него внутри. Он сам сначала стоял среди зверей, силясь разглядеть то, что было внутри, но мерцание и рябь не позволяли. А затем он внезапно очутился внутри этого купола. На него неподъемной тяжестью свалилось осознание, что отсюда ему не выбраться. Он в панике начала стучать кулаками в мерцающие стены, но они не поддавались. Было страшно, Никита чувствовал себя в ловушке, из которой нет выхода. Собрав остатки своих сил, он занес над головой сжатые кулаки, обрушил их на купол. Юноша сильно дернулся и проснулся. Водитель, кажется, и не заметил, что его пассажир спал, пока тот сам рассуждал о московских пенсиях.

Никита протер глаза, стараясь избавиться от видения рябивших стен.

– Приехали, – наконец сказал водитель, съезжая с трассы.

«Буханка» остановилась на автобусной остановке. Правда, от остановки там остались только полуразвалившаяся лавочка и указатель с названием деревни. Домов видно не было, они прятались за деревьями. От остановки к деревне вела узкая колея, «буханка» по ней проехать не смогла бы. До Никиты дошло, что к деревне ему придется идти пешком через лес. Он с трудом сглотнул комок в горле.

– Вот, смотри, пацан, – водитель начал объяснять, как добраться до унаследованного Никитой дома, – сейчас идешь прямо, там будет магазин, за ним сворачиваешь налево, и до конца улицы. Потом на пригорок взбираешься, оттуда увидишь дом. Он там один на краю леса стоит, не перепутаешь.

– Спасибо, – Никита захлопнул дверь машины и помахал водителю на прощание рукой.

Морозный воздух тут же его взбодрил.

Солнце уже клонилось к закату, был пятый час вечера. Нерадостная перспектива ночевать в этой глуши расстраивала Никиту, но вариантов у него не оставалось. Надо было разжиться едой и двигаться к унаследованному дому. Он пошел в направлении, которое указал ему водитель. Вдали виднелись огни в окнах домов. До них было несколько километров, мороз крепчал. Зимние ботинки, которые неплохо показали себя в московской зиме, тут совсем не годились, в них постоянно засыпался снег, ноги коченели. Холодало так же стремительно, как темнело. Когда опустилась кромешная тьма, Никита добрался до деревни. Магазин был на самом въезде в нее, и, похоже, был самым крепким домом из всех прочих.

Парень подергал дверь, она была заперта, но свет в окнах горел. Никита встал на цыпочки, хотел заглянуть в окно, но было слишком высоко, да и стекла по краям обмерзли. Тогда он постучал в окно. Никто не появился. Постучал снова, все тоже. Стоять на месте Никита уже не мог, он не чувствовал пальцев на ногах, ему жизненно важно было зайти в тепло и, хотя бы, немного согреться. «Дойти до соседнего дома? – рассуждал он про себя, – может, там впустят. Чуть-чуть согреться. Черт с ним, с ужином. Но сейчас до своего дома мне не дойти. Замерзну на полпути».

Он уже отошел от магазина на несколько метров, как услышал скрип двери за спиной. Он обернулся и увидел на пороге женщину. Она куталась в шаль, на ногах были огромные валенки, доходившие ей почти до колен.

– Чего тебе? – спросила она Никиту.

– Еды хотел купить, – ответил он.

– Ну пойдем, – она мотнула головой, приглашая его зайти, – заодно и расскажешь, кто такой и чего тут делаешь.

Тепло комнаты окутало Никиту как одеялом. Лицо с мороза горело, пальцы плохо слушались, чтобы снять перчатки, пришлось помогать зубами. Прошло некоторое время, прежде чем он с ними справился и, наконец, огляделся.

Большая комната делилась на две части простой занавеской. За ней, наверное, была жилая половина, другая была переделана под магазин. Вдоль стен стояли полки с кое-какими продуктами, вместо прилавка посреди комнаты стоял стол. Выбор еды был невелик: гречка, пшено, макароны, еще какая-то бакалея, несколько банок с консервами и целый стеллаж водки. Зато вкусно пахло хлебом. Видимо, хозяйка сама его пекла и продавала.

– Ну, чего желаешь? – спросила женщина, скидывая с плеч шаль и стягивая валенки.

Она была невысокой, хрупкой, среднего возраста, но волосы ее уже почти полностью поседели. Зато лицо было очень свежим, почти юным, а глаза темно-зеленые, как таежная зелень. «А ей к лицу седина, – промелькнуло в голове у Никиты, – и сама ничего». Когда она прошла мимо него к столу, стоявшему в центре комнаты, он почувствовал, едва уловимый и очень приятный запах трав. А еще он ощутил тепло, исходящее от нее, будто мимо него прошел не человек, а печка. Сперва он решил, что это просто так тело реагирует после мороза, но нет, жар исходило именно от женщины.

– Мне бы пару банок консервов, лапши пачку и воды простой.

Женщина собрала с полок все необходимое. Никита смотрел на нее и не мог оторвать глаз. И ведь в ней не было ничего такого, она не была Моникой Белуччи. Но его взгляд сам следовал за ней по комнате, от стеллажа к стеллажу.

– А ты кто такой будешь, омолги 1 ? – спросила она его, укладывая продукты в пакет.

Никита не разобрал последнее слово, но переспросить постеснялся, чтобы женщина не посчитала его тугим на ухо или глупым. Он понял, что это обращение к нему, этого было достаточно.