Шрифт:
– А мне кажется, это мило.
– Я и сам когда-нибудь хочу снимать фильмы. При Нью-Йоркском университете есть потрясная школа кинематографа. Мой дедушка перед тем, как заболеть, говорил, кино – поэзия нашей эпохи.
Девочка повернулась и посмотрела ему в глаза.
– Николас Спаркс… А «Дневник памяти» ты смотрел?
– Конечно, смотрел. Критики его возненавидели, но это не мешает ему оставаться классикой. Сцена, когда герои целуются под дождем, считается…
Джессика приложила к его губам палец. Потом убрала его и нежно поцеловала. До этого поцелуя Райану Гослину и Рэйчел Макадамс было далеко.
Мэтт неосознанно коснулся губ, вспомнив электрический разряд, пронзивший тогда каждую частичку его тела, и в этот момент открылась дверь.
– Мэтти?
Увидев стоявшего перед ним человека, парень ошеломленно вскочил на ноги. Бывшая футбольная звезда из подростка превратилась во взрослого мужчину. Хотя выглядел он по-прежнему хорошо – белокурые волосы, квадратная челюсть, – Мэтт заметил в его голубых глазах, когда-то таких ясных, суровое выражение. И, судя по жесткому взгляду Дэнни, видеть брата он был совсем не рад.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он. – Я же сказал папе, что не хочу, чтобы…
Дэнни вдруг осекся, увидев Келлер.
– А вы кто такая?
– Лучше присядь, – попросил Мэтт.
Дэнни остался стоять, и охранник подвинул ему стул:
– Садись, Дэн.
Его голос звучал строго, но в нем слышалась озабоченность, будто надзиратель был в курсе происходящего.
Дэнни сел и посмотрел Мэтту в глаза.
– Давайте оставим их одних, – сказала Келлер.
Охранник, похоже, был только рад. Да, он определенно все знал.
– Что, черт возьми, происходит, Мэтти?
Сдерживая подступившие к глазам слезы, Мэтт сглотнул застрявший в горле ком размером с кулак.
– Произошел несчастный случай.
– Несчастный случай? – повторил за ним Дэнни. – Какой еще несчастный случай? Что ты такое…
– Папа и мама. Мэгги и Томми. На весенние каникулы они поехали в Мексику. Их больше нет, Дэнни.
– Как это – нет?
В голосе брата явственно прозвучали недоверие и страх.
– Предполагается, что в арендованном ими доме произошла утечка газа, – продолжил Мэтт.
Дэнни положил ладони на стол и откинулся назад, будто пытаясь отгородиться от этих слов. У того на скулах заходили желваки. Потом он заговорил, хотя казалось, что слова из горла ему приходилось выдирать клещами.
После этого Мэтт десять минут наблюдал, как старший брат разваливается на миллион маленьких кусочков, в точности как он сам нынешним утром.
Наконец раздался стук, и охранник просунул голову в дверь.
– Пора возвращаться, прощайтесь, – сказал он и собрался было уйти, но бросил на Дэнни пристальный взгляд и добавил:
– Соберись.
Рукавом рубашки брат вытер слезы, и Мэтт понял: надзиратель велел ему взять себя в руки. В таком месте нельзя показывать слабость.
– Когда узнаю больше, я тебе позвоню, – пообещал Мэтт.
Дэнни ничего не ответил.
Мэтт сидел, не зная, что добавить. Да и что тут можно было еще сказать? Их родителей, брата и сестры больше не было, а сами они едва знали друг друга.
Вернувшись, охранник повел Дэнни к двери.
Перед тем как выйти из комнаты, тот повернулся и сказал:
– Не приезжай сюда больше, Мэтти.
Потом сглотнул и добавил:
– Они потратили на меня слишком много лет своей жизни. Не поступай так же.
И ушел.
Келлер, маячившая в проеме двери, наблюдала за сценой их прощания.
– Вы в порядке? – уточнила она.
Мэтт оставил ее слова без ответа. Его разбирала злость за то, что она заставила его это сделать.
Чтобы вывести их из тюрьмы, появился еще один охранник. Они пошли за ним вдоль начерченной на бетонном полу желтой линии. Мэтт чувствовал, как сверху из-за решеток на них смотрят заключенные. Ожидая, когда зажужжат двери, чтобы выпустить их наружу, он внимательно вгляделся в полумрак и заметил в противоположном конце коридора надзирателя, конвоировавшего Дэнни в его камеру.
Брат, как и раньше, шествовал с видом футбольной звезды, устраивая шоу для других заключенных. Но даже после всех этих лет у него осталась довольно высокомерная походка.
Мэтт вновь мысленно вернулся в ту ночь с Джессикой Уилер. Вспомнил, как вприпрыжку возвращался, проводив ее домой, в четыре часа утра с такой лучезарной улыбкой, что ее можно было без труда разглядеть на погруженной во мрак тропинке, проходившей мимо их дома. Той, на которой он увидел силуэт своего брата в школьной спортивной куртке в тот самый момент, когда тот с таким же самоуверенным видом катил перед собой тачку в сторону ручья.