Шрифт:
Новый вопрос, мучивший Джаспера, все же вырвался наружу:
— Я слыхал, что однажды она… взорвала какую-то штуку, и что вы… кажется, вы хотели ее застрелить?
Билл высоко вздернул брови, что не добавило его лицу добродушия:
— Сдается, кое-кто любопытный слушал взрослые пересуды.
Разглядывая носки своих ботинок, Джаспер пожал плечами. Догадка Большого Билла была, конечно, верна.
— Она работала на вас?
— Работала, да недолго, в том придорожном кафе. И была в ту пору всего лишь взбалмошной девчонкой. Говорю же, где Алтея — там жди неприятностей, да только я ни за что не стал бы в нее палить. И потом, не думаю, что тот пожар целиком на ее совести. Напрасно она связалась с дикарями из резервации; это все Мотега, он явился в кафе и поднял бучу. А я предупреждал Алтею, чтоб держалась от него подальше.
— Мотега?
— Эй, придержи свой любопытный нос. И даже не вздумай бродить там, что-то вынюхивая. В Черной Реке детям делать нечего. Туда попадешь — и с концами. Поминай, как звали. Слыхал, совсем недавно опять кто-то нарвался. И та девушка тоже… Бедняжка.
— Какая девушка?
Взгляд, которым его окинул Большой Билл, не сулил ничего хорошего.
— Не лез бы ты, дружок, в чужие дела.
Мимо, совсем близко к бортику, лихо пронесся Уэйн, но Джаспер едва заметил обращенную к нему недовольную гримасу кузена. Какая девушка?
Сидящий рядом седой исполин сокрушенно покивал, словно заслышав, как в голове Джаспера отчаянно щелкают шестеренки.
— Ну и ну. Сынок-то весь в мать пошел, да?
Джаспер выпрямил спину:
— Нет. Совсем не так.
— Тут нечего стыдиться. Правда нечего. Алтея всегда была мне симпатична. Настоящая красавица к тому же. Жаль только, не могла удержаться, чтобы не сунуть свой нос куда не следует. Видишь теперь, куда это ее завело, — Большой Билл сочувственно похлопал его по спине.
Этот непрошенный жест заставил Джаспера вскипеть накопленной за последние недели злостью. Вскочив со скамейки, он крикнул:
— Так вы ее видели или нет?
Усмехнувшись, Большой Билл тоже поднялся на ноги. И заставил Джаспера следовать за ним до самой стойки, чтобы наконец услышать:
— Не видал. И давно уже. Но, как найдешь ее, передай, чтобы зашла повидаться. Пора бы нам с ней поговорить.
— О чем?
Исполин не ответил. Он только вглядывался в лицо Джаспера, словно не находя на нем чего-то важного. Тут к стойке подошли двое мужчин, и Большой Билл сразу переключил внимание на них.
— Перри! Таки! Как у вас сегодня, ребята?
— Лучше не придумать, Уильям. Похоже, дела идут как нельзя лучше, — заулыбался тот, что постарше. У него были седые волосы и густые черные брови. Он выставил на стойку кассы свой портфель. — Кто бы подумал, что каток — настоящая золотая жила?
— Все дело в детишках. Что тут скажешь? Им бы кто позволил, они всю неделю бы катались. Деньги буквально печатают себя сами, — Билл катнул пару коньков в сторону Джаспера. — С тебя пятьдесят центов, дружок.
Джаспер верно услышал сигнал: разговор окончен, — но не был готов так легко сдаться.
— Что вы хотели ей сказать?
Двое мужчин у стойки смерили его удивленными взглядами. Две пары густых бровей поползли вверх. Лицо второго, помоложе, покрывали синяки и порезы. Казалось, он дрался с кем-то не на жизнь, а на смерть.
Большой Билл лишь хохотнул в ответ:
— Прости, дружок. Не видал я твоей ненаглядной. Беги теперь, развлекайся.
Глава 14
На следующее утро Джаспер проснулся под глухой перестук свежих поленьев, которые тетя Вельма бросала в зев печи по другую сторону занавеса. Уэйн еще похрапывал на своей стороне кровати. Перед тем как оторвать голову от подушки, Джаспер выждал, чтобы входная дверь отворилась и затворилась вновь, погрузив хижину в тишину.
Ощупав под собой совершенно сухой матрас, он испытал полнейшее облегчение. В розовом утреннем свете, льющемся сквозь окно, тихонько выбрался из постели и натянул одежду. Уэйн перекатился на другой бок, но так и продолжал спать. Джаспер же вынес свои ботинки к двери и надел их, только оказавшись на крыльце.
Тетя Вельма как раз скрылась из виду в будке нужника за хижиной: горизонт был чист, и Джаспер торопливо перебежал через дорогу, в амбар. Коровы зашевелились в своих загонах, когда он крался мимо к маминому дневнику, который ждал в дальнем углу под навесом с кормами.
15 августа 1928 г.
Как он и уверял, все вышло легко и просто. В три часа я появилась в хлеву у мистера Хойта, где уже стояла повозка с десятком коричневых бутылей вроде той, что он заставил меня понюхать.
— Ну вот, теперь вези это в Бартчвилль, в маленькое кафе под названием «Пароход», на Лейк-роуд. Когда доберешься, спроси там Большого Билла. Это тебе по силам? — спросил он.
Я сказала, что по силам.
— Если кто-то остановит, ты должна сказать, что перевозишь молочную сыворотку. Хорошо? А если кому-то захочется проверить, пусть понюхает вон ту, последнюю бутыль справа.
Он показал на бутылку, которая была совсем как остальные. Должно быть, у меня на лице показалось сомнение, потому что потом он сказал:
— Ни о чем не беспокойся. Никто не станет останавливать и отрывать от важных дел прелестную юную штучку вроде тебя. Ты только сделай вид, что отец крепко всыпет, если опоздаешь, и тебя сразу отпустят.
— «Пароход». Большой Билл. Запросто, — сказала я и отправилась туда с кобылой Джози, старой развалиной мистера Хойта.
Повозка всю дорогу скрипела и трещала, а бутылки звякали и брякали на все лады, помогая забыть, как обозвал меня мистер Хойт. Он назвал меня «штучкой». По пути я разминулась с четырьмя другими телегами, но никто даже косого взгляда не бросил.
«Пароход» был такой же забегаловкой на шесть столиков, как и все прочие закусочные на обочине Лейк-роуд. Отличить его можно только по нарисованной вывеске, что качалась на двух крюках над дверью, но я все-таки нашла, что искала. Когда я вошла, внутри не было никого, кроме старушки за буфетной стойкой. Я извинилась и спросила:
— Нет ли здесь Большого Билла?
— У тебя доставка? Он позади.
Голос у старушки был что твой ржавый гвоздь, и я задумалась, известно ли ей, что именно я доставляю. Мистер Хойт называл свою жижу «веселящей водой», но старушка выглядела так, будто уж много лет не смеялась.
Я направила тележку на задний дворик закусочной, где нашла громадного мужика с черными волосами, который сидел на табурете у жироотстойника. Пахло там похуже, чем бочка с кишками на скотобойне, и я чуть не выблевала свой обед прямо на его грязный передник.
— Вы Большой Билл? — спросила я.
А он только обернул ко мне сальное, щетинистое лицо и ничего не ответил.
— У меня доставка для вас от… ну, мистера Хойта.
Тогда Большой Билл улыбнулся, показав крупные желтые зубы с зажатой в них сигарой, и спросил:
— Имя у тебя есть, куколка?
«Куколка». Как вам это понравится? Я не знала, стоит ли говорить свое имя. Если б соображала быстрее, назвалась бы чужим, но увы.
— Алтея, — говорю. Идиотка, каких поискать.
— Приятно познакомиться, Алтея, — и он пожал мне руку, будто я была вполне взрослой и вовсе не куколкой. — Давай посмотрим, что тут у тебя.
Выгрузив бутыли и перенеся их в кладовку, Большой Билл сделал вдруг нечто совершенно удивительное. Он отсчитал мне десять бумажек по доллару, будто это невесть что, и не деньги вовсе.
— Скажешь Хойту, я передавал привет.
— Да, сэр! — И тогда я поспешила убраться восвояси, пока Большой Билл не успел передумать. Так обрадовалась этим денежкам, что чуть не вздумала миновать ферму Хойта и катить с ними дальше, аккурат до следующего города. Всю дорогу домой проигрывала в уме эту фантазию. Сниму комнату в пансионе. Скажу, что мне пятнадцать и что я ищу работу. Может, устроюсь швеей или в столовую куда. Если кто-то спросит про родных, назовусь сиротой.
План был хорош, но у меня не вышло удержать мою лошаденку на дороге в Кросуэлл. Вместо этого старушка Джози свернула домой и бодро потрусила на Хойтову ферму, где я отдала ему десять долларов. И чуть не выпрыгнула из туфель, когда Хойт протянул мне одну бумажку. Настоящий, целый доллар — только мой и ничей больше!
— Вот видишь, все не так уж плохо, правда?
А я только смотрела во все глаза на ту зеленую бумажку.
— Как ты разумеешь, мне бы хотелось, чтобы эта небольшая сделка осталась строго между нами. Что скажешь, Алтея? Сумеем мы сохранить нашу маленькую тайну?
Ничего я не ответила. Была слишком увлечена подсчетами. Доллара, зажатого в руке, мне хватило бы на покупку нового платья.
— Этот доллар оставь себе. Ты его заработала. А вот и десятицентовик за труды по дому, ты же помогаешь Элис. Иди, отдай его своему отцу, ладно?
Так я и поступила.