Эдик ослабил галстук и тяжело вздохнул.

— Да в нормальных. Я относился к ней как к родной.

— А почему же тогда вы позволяли себе драться с ней, вы, взрослый, уважаемый в городе человек… Как-то непонятно все это.

— У нас с Соней были особенные отношения, но это никого не касается. Даже вас. У вас была моя жена? Вы разговаривали с ней насчет акций?

— Разговаривала. И мне непонятно, зачем вам привлекать к подобным пустякам такого, прямо скажем, крупного специалиста, как я? Неужели нельзя обратиться к хорошему адвокату или нотариусу?..

Вот так и толкут воду в ступе. Одно и то же. Устала уже. Хорошо хоть ужин приличный, а то бы собралась и ушла ко всем чертям…

— Саша доверяет вам. Вас (я только сейчас заметила, что он снова перешел на «вы») ей порекомендовал один ее знакомый, и этого было вполне достаточно. Займитесь этим вопросом, я очень прошу.

— И все-таки, Эдик, — можно я буду вас так называть? — какую услугу вам оказала Соня, что вы простили ей целых тридцать миллионов рублей? И эта история с акциями, согласитесь, выглядит беспомощной. Что проку от них? Или я что-то не понимаю в ценных бумагах?

— Дело в том, Танечка, что ценные бумаги тем и хороши, что имеют обыкновение иногда взлетать, делая счастливыми их обладателей. Что касается именно этих акций, я имею в виду компанию «Криптон», то я еще даже не интересовался их ценой. А вдруг окажется так, что кому-то для покупки контрольного пакета акций не хватает именно Сониных… И вот тогда можно будет заламывать цену.

— Но вы-то сами соображаете, что говорите? Тем более если акции этой малоизвестной компании не представляют для вас большого интереса — поскольку вы сами сказали, что еще не интересовались их ценой, — то к чему все эти прыжки? Сходили к нотариусу, оформили завещание по всем правилам, дождались, когда оно войдет в силу, да и взяли эти несчастные акции… Не вижу в этом ничего секретного и тем более такого, за что можно было бы вообще кому бы то ни было платить деньги. Ну да бог с вами. Я согласна. И закончим на этом разговор. Но вы мне так ничего и не сказали о той услуге, которую вам оказала или собиралась оказать Соня. Учтите, я от вас не отстану.

— Понимаете, это не имеет никакого значения. Это было наше, глубоко семейное дело, и я вообще не понимаю, зачем Саша вам об этом сказала. Могла бы и промолчать.

— Очевидно, она хотела каким-то образом изменить мое мнение о вас… Ведь вы представлялись прямо-таки тираном по отношению к вашей свояченице, пока я не узнала о том, что вы спасли ее от тюрьмы. Кстати, как называлась фирма, где ее так хорошо подставили?

— Не помню. Это было давно.

Когда люди врут в лицо, так и хочется заехать им по физиономии чем-нибудь липким и грязным. За кого он меня вообще принимает?

— Хорошо, не хотите говорить — не надо. Я все равно узнаю.

Я перевела дыхание, сделав пятиминутный перерыв между индейкой и клубникой, после чего закрыла глаза и погрузилась в блаженную истому. Дураки те, кто сидят на диете. Лучше уж умереть с индейкой в желудке, чем с какими-нибудь пилюлями. Это мое твердое убеждение.

— Скажите, а зачем вы мне назначили встречу? — спросила я как бы сквозь сон.

— Подумал, а почему бы мне не поужинать с красивой девушкой? По-моему, это так ясно. — Эдик говорил как-то вяло, словно уже тысячу раз пожалел о своем приглашении. Вот что значит с первой минуты поставить человека на место. Особенно мужчину.

И в эту минуту случилось нечто ужасное. Какая-то женщина, проходя мимо нашего столика, нечаянно плеснула мне на платье вино.

— «Фиджи», — сказала я, отряхиваясь.

— Не понял.

— От этой стервы пахнет моими любимыми духами «Фиджи». Сейчас догоню и сделаю из нее фарш.

С этими словами я поднялась из-за стола и, прихватив свою сумку, быстрым шагом направилась к выходу. Я прекрасно ориентировалась в этом ресторане. Меня прямо-таки взбесило, что эта пьяная тетка даже не извинилась. Оглянувшись в просторном холле, который был совершенно пуст, я пошла к двери, ведущей в женский туалет. Снова «Фиджи». Значит, она скрывается в одной из кабинок. И тут я услышала за своей спиной чье-то учащенное дыхание. Меня схватили за руки и опустили на пол. Мужской голос произнес:

— Или ты завтра же утром уезжаешь из города, или ты покойница.

Меня сразу же отпустили. Даже не ударили. А ведь могли бы. Я оглянулась: в туалете никого не было. И тут из кабинки как ни в чем не бывало вышла та самая женщина, которая облила меня вином. Я ошиблась, когда приняла ее за пьяную тетку. Это была вовсе не тетка, и уж тем более не пьяная. Ей было чуть больше сорока. Невысокая, но очень красивая, в зеленом платье, облегающем стройную фигуру, с блестящими, красиво уложенными каштановыми волосами и очень изысканным макияжем. Она настолько не вписывалась в интерьер этого туалета, да и ресторана в целом, что я раздумала мстить ей за облитое платье. И как бы в подтверждение моих наблюдений, характеризующих эту женщину с самой лучшей стороны, я услышала:

— Вы извините, у меня что-то закружилась голова… Я сильно испортила ваше платье?

— Да нет, ничего… Сейчас вот замою водой, оно в два счета просохнет.

— Если честно, — голос у незнакомки был очень приятный, — то я сразу же обратила на вас внимание, как только вошла в ресторан. И на ваше платье, и вообще… В таких заведениях не часто встретишь приличную женщину. Так, проститутки одни.

— Знаете, а ведь я то же самое собиралась сказать и вам. Больше того, мне показалось, что вы вообще не здешняя.