Шрифт:
Я улыбнулась, вспомнила, как стыдилась своих белых волос, не снимала платка. Пряталась от ребят, которые так и норовили исподтишка сорвать платок с головы с криками: «Алляная», то есть «льняная». Я так радовалась, когда они к двенадцати годам хоть чуточку порусели».
Отец помог мне прополоскать бельё, отогревал мои руки, целовал их, приговаривая: «Всё у нас теперь будет хорошо».
Я рассказала ему, что наш брат Иван умер. До этого прислал письмо, в котором писал, что учиться ему стало трудно, что поднимется на третий этаж, и кружится голова. Но мы ничем не могли ему помочь, сами голодали. Рассказала, что мне приходилось ходить с чужим дедом из соседней деревни и просить милостыню, чтобы не умереть с голоду. Летом траву ели, сушили, весной собирали тошнотики, смешивали с травой, и мама пекла нам ладочки (оладьи). Брат Миша ходил рыбу ловить.
Отец слушал и горестно вздыхал, потом спросил про Герасима. Я ему сказала, что старшего брата забрали следом за ним. Где он теперь, мы не знаем.
Вечером батька устроил нам праздник. Он столько всякой вкуснятины достал из своей сумки, что мы с младшим братом Мишей рты раскрыли и чуть не задохнулись. Сидим, а дотронуться рукой не можем до съестного, что на стол выгружено. Словно замерло всё у нас. Отец смотрел-смотрел и молча заплакал.
«Ешьте, мои деточки, ешьте, – проговорил сквозь слёзы. – Теперь всё будет у нас хорошо. Вы никогда не будете голодать».
После ужина мы сидели долго за столом, батька рассказывал нам о том, где ему пришлось «помотаться», в каких местах он успел побывать за эти семь лет. Говорил, что везде старался работать по совести. Начальник тюрьмы был толковый мужик, хоть и звали его Мороз, но тёплой души был человек.
«Так вот он и назначил меня десятником, – рассказывал отец, – а потом пристроил жить на квартиру хозяйскую. Люди тоже оказались с пониманием, столовались вместе. Я старался помогать по хозяйству. Вот приехал за вами. Этот самый Мороз вызвал меня и сказал: «Алексей Семёнович, я подготовил тебе досрочное освобождение за твоё усердие, за честность, за добросовестный труд. Но хочу сказать вот что: ты мужик умный, тебе эта власть всё равно житья не даст. Поезжай за семьёй, привози её сюда. Тут тебе и работа будет, и жильё».
Но матка наша была очень тихой женщиной, дальше дома никуда не отлучалась. Она никогда на нас голос не повышала. Как-то раз подрались хлопцы на улице, и соседский малый Мише чуть ухо не оторвал. Он прибежал домой весь в слезах и в крови. Матка обняла его и заплакала. Я не такая, я бы за своего дитё вочи повыдирала».
«Так вот, – продолжала мама, – наша матка никуда не согласилась ехать. Конечно, батька нас не оставил. Он вместе с братом Макаром устроился на работу в Стародубе на пенькозавод. Стали строиться в городе. Жили мы пока в Пыхторовке. А осенью этого же 1937 года, как нам передали, их обоих забрали прямо с работы. Больше о них мы ничего и не узнали.
«После смерти отца, – вспоминала мама, – я отправилась по вербовке на стройку в Москву».
Примечание. Вербовали, в основном, из раскулаченных семей.
«Приехали в село вербовщики, – вспоминала она, – зашли и к нам в хату. Поглядели на нашу нищету, пообещали лучшую жизнь. Я согласилась. Матка заплакала. Я её успокоила, сказала ей, что ты остаёшься с младшим братом Мишей. Пообещала им посылки присылать».
Так моя шестнадцатилетняя мама Бобок Матрёна Алексеевна оказалась на стройке Дома Советов.
«Поработать пришлось на разных участках, – рассказывала мама, – на ходу разгружала платформы, гружённые песком, щебёнкой. Пока состав едет до места, я не стояла «руки в боки», а раздвигала на обе стороны к стенкам весь стройматериал. Потом подъезжала к назначенному месту, скоренько открывала с обеих сторон. Так и разгружалось само, мне только оставалось немного лопатой подчистить. Кругом я стахановкой была. Начальство меня уважало, бывало, и перебрасывало на другие участки. Я кругом справлялась. А бригадир часто говорил с улыбкой:
«Мотя, каким ты … делана? Куда тебя не поставь, везде у тебя получается, любое дело в руках горит».
Историческая справка. Дворец Советов. Предложение построить для заседаний Верховного Совета, поражающий воображение, дворец было высказано еще в 1922 году на Первом съезде Советов, на котором объявили о создании СССР.
На этом съезде С. М. Киров выступил с пространной речью о том, что СССР будет расширяться, и московские залы скоро не смогут вместить всех депутатов.
По словам Кирова, возведение Дворца Советов должно доказать, что большевики умеют не только рушить «дворцы банкиров, помещиков и царей», но и строить. Здание должно было стать символом Великой страны.
Поэтому старый символ царской России – Храм Христа Спасителя, уничтожили при помощи громадного количества взрывчатки.
Монумент должен был стать небоскребом номер 1 как в Москве, так и в мире – главный гигант СССР. В СССР на строительстве своего главного символа денег не экономили.
Непосредственно работы по проектированию Дворца Советов начались еще в феврале 1931 года.
На нем здание Советов выглядит как самое большое здание на земле. Высота здания составляла 415 м, высота памятника Ленину – 100 м, а объем 7500 тыс. м3, как итог, это было самое высокое здание в мире на тот момент.
Голова Ленина была бы сопоставима с пятиэтажным зданием и имела бы диаметр четырнадцать метров. Указательный палец вождя – четыре метра. Обхват грудной клетки – тридцать два метра. Предполагалось, что статуя будет видна с расстояния семидесяти километров. Благодаря покрытию монель-металлом рассчитывалось, что статуя будет не подвержена атмосферным влияниям тысячу лет.
Дворец Советов действительно начали строить в 1938 году. По проектным расчетам Дворец Советов должен был занимать площадь в одиннадцать гектаров и весил бы почти полтора миллиона тонн.
К началу 1940 г. был вырыт невероятного размера котлован, в грунт вмонтировали арматуру из специальной стали.
Конструкция здания планировалась из мощного стального каркаса, к которому как бы подвешены все стены, пол и потолки вместе с их невероятной по богатству отделкой.
К 1941 году каркас центральной высотной части был возведен со стороны улицы Волхонки до высоты девятиэтажного здания.