Прочитав о том, что он был арестован по анонимному доносу (подписан был поляком Адольфом Юшкевичем, который был уже год мёртв), я в разговоре с учёным и моим учителем по жизни Исаченковым Валентином Владимировичем, затронув эту тему, услышала то, что донос, по всей видимости, был написан его же подчинённым.

«Образованных военачальников, владеющих военным искусством, недоучки, конечно, ненавидели, – сказал мне Валентин Владимирович, – вот и строчили доносы, чтобы ещё и себя оградить от подозрения в те суровые годы».

Я высказала свои предположения. Он не стал опровергать их.

История гласит, что с января 1930 года Рокоссовский командовал 7-й Самарской кавалерийской дивизией (одним из командиров бригад в которой был Г. К. Жуков). Константин Константинович описывает обстановку дикой нервозности в бригаде Жукова. Бригаду трясло и лихорадило. Необузданное самолюбие Жукова сочеталось с пьянством, изрядной половой распущенностью и нечеловеческой жестокостью.

Примечание. Эти качества часто соседствуют: развратник – почти всегда садист, а садист – развратник.

Рокоссовский пишет: «Приходили жалобы в дивизию, и командованию приходилось с ними разбираться. Попытки воздействовать на комбрига успеха не имели».

Поэтому К. Рокоссовский счёл своим долгом написать докладную высшему командованию. Жукова «наказали» повышением, назначив командиром 4-й кавалерийской дивизии, которая дислоцировалась в городе Слуцке Белорусской ССР.

Хочу сказать, что подобные повышения наблюдались часто в советское время. Главным для высшего руководства всегда оставались чёрствость, жёсткость и даже жестокость к народу, так сказать, «держать в узде – всегда запряжёнными».

Такую позицию новой власти быстро уловил Георгий Жуков и следовал ей всю жизнь.

Вот какие слова Жукова о репрессиях 1937 года, мягко говоря, удивили меня: «Время было такое… Иначе ты не бдительный…»

Так он оправдывает доносы, которые поставила на поток сталинская система. Да, так поступали многие, чтобы уцелеть, не попасть в «жернова репрессивной машины». Выбор, как говорится, всегда есть. Здесь он был «МЕЖДУ ЖИЗНЬЮ И ЧЕСТЬЮ».

Как я уже говорила выше, на «врагов народа» тоже шла разнарядка, которую «усердные руководители» старались перевыполнить. Повторю слова Жукова: «Иначе ты не бдительный».

Приведу некоторые исторические факты.

Орджоникидзе образовал даже комиссию, которая создала бумагу, что никто из подозреваемых специалистов не был и не является вредителем. Не помогло. Он тщетно пытался спасти от ареста своего зама Пятакова. При загадочных обстоятельствах погиб сам 18 февраля 1937 года.

Сталин назначил Блюхера в состав судебного присутствия Верховного суда при рассмотрении дела Тухачевского. При голосовании Блюхер воздержался.

Вскоре был арестован, умер под жестокими пытками. Хотя причиной смерти, по заключению врачей, назван тромбоз.

И какой же тюремный врач, делая вскрытие в присутствии двух лейтенантов НКВД, напишет правдивое заключение о кровоподтёках и пытках?

В книге Глафиры Блюхер (Безверховой) приведены такие факты: «Следствие по делу Блюхера вели четыре следователя (в их числе А. И. Иванов и Хохлов), дирижировал экзекуциями лично Берия. Медицинскую помощь оказывала главный врач Лефортовской тюрьмы Роземблюм. Истязали жестоко… вырвали глаз… сломали нос и пальцы… Об этом мне рассказал в 1957 году Л. Г. Броун, соратник Блюхера по гражданской войне; в Красноярске на лесоповале он оказался соседом по нарам с бывшим начальником Лефортовской тюрьмы Ковалёвым. От него Броун узнал подробности мученической гибели В. К. Блюхера».

Не упоминая напрямую имени Блюхера, Рокоссовский в «Солдатском долге» ставит деятельность маршала в пример слабому руководству сталинских назначенцев Кирпоноса и Павлова на посту командующих западными округами.

Никто не учитывал, как много сделали «враги народа» – красные командиры (включая Рокоссовского) для РККА. Не обращали внимания и на то, что своей верностью, мужеством и кровью они завоевывали власть для тех, кто лишь прикрывался высокими идеями.

Во время допросов Рокоссовскому сломали три ребра, выбили несколько зубов, молотком разбили пальцы ног… После мучений его затаскивали в камеру и бросали на пол. Придя в себя, он твердил своему сокамернику Ивану Балдынову, с которым когда-то вместе служил: «Ни в коем случае не делай ложных признаний. Не оговаривай ни себя, ни других…»