В конце коридора находилось большое помещение, которое текстильная фабрика использовала как сортировочную. В комнате сохранилось хаотическое нагромождение постепенно осыпающихся кирпичных перегородок. Между покрытых красной ржавчиной потолочных опор стояло лучшее компьютерное оборудование в мире. Серверные шкафы и рабочие станции были заключены в большую металлическую клетку. Мэгги вспомнила, как Стэн Макаллан, технический гений их подразделения, что-то рассказывал об экранированной камере, которая защищала компьютеры от атак электромагнитными импульсами. Сетевые шнуры и электрические кабели змеились по полу, свиваясь в запутанные кольца. Помимо компьютерного оборудования в клетке стоял телевизор с экраном на восемьдесят два дюйма, два черных кожаных диванчика, кофейный столик и «Плейстейшн-3». На экране телевизора застыла на паузе картинка какой-то игры. Рядом, на кофейном столике, мигал красным индикатором джойстик.

Стэн сидел за одним из терминалов и с сумасшедшей скоростью барабанил по клавишам. Мэгги еще до встречи была наслышана об основных этапах его карьеры и представляла себе огромного хакера совершенно иначе. Стэн окончил Массачусетский технологический институт, после чего организовал небольшую фирму, занимавшуюся программным обеспечением. Впоследствии маленькую компанию выкупил «Гугл», щедро расплатившись акциями и наличными.

Что касалось не всегда безупречной биографии сотрудников, «пастухи» придерживались неписаного правила: «Не выспрашивай, не рассказывай». Каждый из членов организации понимал, что его кандидатуру выбрали вследствие имевших место в прошлом травм или инцидентов, открывших в них уникальные способности. Все они представляли собой своего рода подпорченный товар. Например, Мэгги знала, что у Эндрю когда-то была семья – жена и дочка, а Директор ранее служил психологом-криминалистом в подразделении поведенческого анализа ФБР.

Мэгги также пережила одну историю, в которой фигурировали ее младший брат и серийный убийца, известный как Забирающий Жизни. Она поежилась при мысли, что убийца брата до сих пор на свободе.

Стэн был здоровяком ростом далеко за шесть футов и весил двести семьдесят фунтов. Его руки покрывали татуировки, а рыжеватая борода тянулась аж до пупка. На столе стояли полупустая бутылка шотландского виски двадцатилетней выдержки и пластиковый стаканчик.

Мэгги развернула стул, уселась рядом со Стэном и поздоровалась.

– Как работа?

– Маркус считает, что Анархист вовсе не ложился на дно на последние полтора года, – пробурчал Стэн, не отрываясь от монитора. – Он полагает, что убийца сменил modus operandi или уехал в другой город. Вот, рыскаю по сети в поисках чего-нибудь полезного. [3]

– И что выловил?

– Пока пусто. Чем сама занимаешься?

Мэгги плеснула в пластиковый стакан на пару сантиметров скотча и выпила одним глотком.

– Как видишь.

Стэн вытаращился на нее, приоткрыв рот.

– Не встречал еще женщину, к которой меня влекло бы больше, чем к тебе. Не хочешь снять рубашку и повторить?

Мэгги толкнула его в плечо и налила себе еще.

Стэн глянул на часы и спросил:

– Правильно понимаю, что Маркус еще не звонил?

– Не звонил.

– Наверное, рановато.

Мэгги промолчала и выпила снова.

– А знаешь, я с тобой согласен, – продолжил Стэн. – Дерьмово Маркус поступил, оставив тебя здесь. Интересно, как он сам поступил бы в такой ситуации?

– Предложил бы начальнику засунуть свое решение в одно место и делал бы то, что считает нужным, – засмеялась Мэгги.

Впрочем, веселье быстро прошло. Именно так и следует поступить.

Стэн подъехал к ней на кресле и заявил:

– На твоем месте меня бы уже ветром отсюда сдуло. – Он сгреб со стола листок бумаги, валявшийся рядом с монитором, и протянул Мэгги. – Взял на себя труд забронировать билет на следующий рейс до Чикаго. Вот твой посадочный талон. Собирайся.

Шоуфилд уселся завтракать в окружении двух дочерей и сына. Младшему из детей стукнуло пять, старшей, Алисон, – пятнадцать. Алисон поставила в центр гранитной столешницы тарелку с оладьями. По утрам они всегда завтракали вместе, собравшись вокруг островка посреди кухни. Обычно на завтрак в их семье ели овсянку или кукурузные хлопья, однако у Алисон начались в школе уроки домоводства и дочь настояла, что хотя бы раз в неделю будет готовить на завтрак «настоящую» еду.

Шоуфилд понимал, что должен испытывать гордость за Алисон, радоваться ее ответственности и заботливому характеру. Кроме того, старшая дочь уже превращалась в девушку. И все же эмоций почти не было, если не считать тупой боли, наполнявшей всю его жизнь.

Шоуфилд постоянно совершал над собой насилие, лишь бы дети не поняли, что на самом деле чувствует их отец. Он глубоко вздохнул и натянул на лицо фальшивую улыбку.

– Пахнет чудесно, Алисон. Горжусь тобой, дочь! Прекрасно поработала.