Перед этой угрозой сбитый с толку официант почему-то отступился, покраснев и глотая воздух ртом. Уходя, я все же сунул ему украдкой свою предпоследнюю десятку: счет счетом, а чаевые – дело святое. Возможно, Марта была с ним уж слишком сурова. И вообще, мне уже не нравилось, что мы не оплатили нашу странную еду – кажется, шутка зашла слишком далеко.

Мы вышли из ресторана, и я нежно взял Марту за плечи и повернул к себе:

– Малыш, я хочу, чтобы мы все-таки заплатили. Как ты думаешь, сколько там могло быть в счете? Сколько мы остались должны?

– Мы должны? – Марта вдруг улыбнулась и чмокнула меня в нос, – А ты разве ничего не заметил?

– А что? – растерялся я.

– Конечно же, я оставила ему деньги под тарелкой, и с чаевыми даже. Солнце мое, ведь мы же не воры! – и Марта, как ни в чем не бывало, продолжила:

– Так вот, насчет дома: за 20 тысяч мы уже в принципе можем себе его позволить. Но тогда нам придется самим даже месить цемент и выпекать кирпичи. Ты согласен?

Когда я был школьником, я несколько дней подрабатывал в пекарне и видел, как делают хлеб. Кирпичи, я подумал, выпекаются как-то похоже. Я согласился.

Со следующего утра мы начали строить. Марта взяла неоплаченный длительный отпуск, привела меня на окраину города и вручила лопату.

– Копай на глубину три метра, – сказала она, – а я пока измерю площадь.

Я послушно воткнул лопату в пересохший грунт, сколько мог зачерпнул и огляделся в поисках места будущей кучи.

– Кидай сюда, – заботливо подсказала Марта, протягивая между мной и собой какую-то ярко-красную ленту, – я сейчас размечу периметр.

В тот день на ней были потертые коричневые джинсы и синий свитер с тремя, почему-то красными, лебедями. Волнистые каштановые волосы не были, как обычно, сложены в компактную прическу, а беспорядочно разметались по плечам. Моя жена, безусловно, не была экстремальной красавицей, и все же именно она стала моей женой. Даже самому себе я не мог внятно объяснить, почему.

Я послушно копал.

К вечеру я, конечно, содрал ладони до мяса, порвал джинсы, перемазался, и чудовищно, безумно проголодался. Размер котлована, который Марта обозначила красными лентами, оказался так огромен, что я осилил едва ли пятидесятую его часть. Марта тоже была при деле: пару раз она отлучалась к ближайшей бензоколонке за водой и чипсами (больше там ничего съедобного не нашлось), ездила и по каким-то другим делам, но в основном она была рядом, просеивала отвальный грунт через огромный кухонный дуршлаг – песок ссыпала в один гигантский ящик, а всякие палки, камешки и прочую ерунду в другой.

– Песок пригодится потом для цемента, – пояснила она.

Ужинали мы в темноте, молча, бутербродами и кока-колой, сидя на берегу вырытой мною ямы. Кошмарно уставший, я мечтал только о том, чтобы как можно скорее пойти домой, вместе с Мартой, в мою крохотную квартирку, где мы в последнее время обитали вдвоем.

– Кстати, квартиру я сегодня продала.

– Продала?! Но зачем?!! – изумился я.

– Нам не хватило бы денег. Понимаешь, когда я считала в первый раз, я забыла, что все время строительства нам нужно что-нибудь есть.

– А где же теперь наша мебель?

– Тумбочку и кровать я оставила новым жильцам, шкаф хотела продать, но уже на лестнице он развалился, пришлось выкинуть. А одежда, инструменты, магнитофон и книги здесь, в машине. Вместе с палаткой, в которой мы будем спать. Ты ведь умеешь ставить палатку?

Пришлось научиться – в темноте, следуя невнятному чертежу и подсказкам Марты, которая светила мне фонариком. Я был абсолютно уверен, что скачусь в сон в первый же момент, когда положение моего тела станет хоть сколько-нибудь горизонтальным. Но я ошибался. Той ночью с нами что-то случилось, и мы с Мартой ещё трижды занимались любовью. Причем каждый из этих трех раз мог смело считаться лучшим, что происходило с нами в жизни до сих пор.

В середине ноября мы покончили с котлованом и приступили, наконец, к выпечке кирпичей. Знакомая с тонкостями кулинарного и прочего искусства, здесь колдовала Марта. К тому же, из нас двоих только у нее был достаточно художественный вкус, чтобы вылепить красивую форму. Кирпичи для нашего дома должны быть идеальными, говорила она.

Труднее всего было правильно замесить тесто. В первый раз кирпич вышел слишком рассыпчатым; во второй не получилось гладкой корочки-поверхности, на третий же раз Марта была уверена, что все удастся. Я сидел рядом, просеивал остатки песка и то и дело поглядывал на ее пока еще не вспученный живот, пытаясь угадать месторасположение плода, эмбриона, нашего будущего ребенка. Марта была беременна – очевидно, с той самой любвеобильной ночи, когда мы начали стройку.

– Послушай, любимый, – сказала моя жена, – по ночам уже холодно. Наверное, мне теперь нехорошо спать в палатке, даже на матрасе.

– На двух, – уточнил я. Мы давно уже клали наши матрасы не рядом, а один на другой, и спали на них вместе, прижавшись. Мне нравилось всю ночь дышать запахом Марты, даже несмотря на то, что помыться по-человечески удавалось от случая к случаю; в основном приходилось ограничиться торопливым умыванием в бензоколоночном туалете. – Но в принципе, ты права, это нехорошо. И что ты предлагаешь сделать?