Шрифт:
– На земле? – удивился старик, – А где же это вы с ней теперь живете?
– Эх… Пока нигде. Дом еще нескоро будет построен, а спим мы пока рядом со стройкой, в палатке.
Старик с кряхтением встал, и вдруг проворно скрылся за дверью квартиры. Я испугался, не означает ли это, что разговор окончен, но потом понял, что опасаться нечего: уходя насовсем, он не оставил бы мне стаканы, колбасу и, тем более, вино. Вина, правда, осталось уже немного; я начал жалеть, что купил всего одну бутылку. С другой стороны, нужно экономить.
Старик вернулся минут через пять, сел, опершись о стену, и закурил странного вида папиросу. Сделав пару затяжек, он протянул ее мне.
– Что это? – спросил я, не доверяя собственным ноздрям.
– Гашиш, – ответил он, – Кури!
Я послушно, но неглубоко затянулся и тут же вернул ему. Для отхода от реальности, по-моему, было не время. Старик затянулся еще раз, другой и закрыл глаза. Я испугался, что он заснул или умер, но он вдруг четко спросил:
– Так что там, ты говоришь, с твоей женой?
– Ну, понимаете, – начал я, – представьте себе сами: беременная женщина…
– Погоди! – раздраженно прервал он меня, пытаясь одновременно курить и разговаривать, не открывая глаз – говори мне лучше «ты».
– Ты? – переспросил я, принимая протянутую им самокрутку, чтобы через минуту вернуть ее, по возможности, избежав затяжки.
– Ну да, конечно «ты»! Нельзя же курить с человеком один косяк и быть с ним при этом на «вы», это неестественно.
– Ну хорошо, – начал я снова, – ты только представь, как она спит на сырой промерзающей земле сейчас, когда скоро зима…
Старик вдруг затрясся от почти беззвучного, булькающего хохота. Через минуту глаза его распахнулись, бульканье прекратилось, и он заговорил неожиданно ровным и спокойным тоном:
– Занятная она персона, твоя жена. То в упор не видит кровати, думает, что ее вынесли рабочие. То лежит в больнице, а врачи через два месяца решают, что виновата кровать. Теперь она уже на сносях и ночует где-то на стройке. На что только способна эта женщина, чтобы дать тебе возможность отнять ЧУЖУЮ кровать! А я тут, видишь ли, просто старый человек, мне уже и без кровати обойтись можно!!!
Я ошарашенно слушал, не зная, что тут можно ответить, да и нужно ли. Старик резко прервался, чтобы докурить остаток своего драгоценного сена, уже не предлагая его мне.
– Знаешь что, – изрек он через пару минут уже почти миролюбиво, – я ж понимаю, для таких молодчиков, как ты, кровать это не ценность, правда? Раз ты за ней так охотишься, значит, наверное, там в матрасе, например, или в ножке ценности какие-то спрятаны? Так ты давай скажи, не стесняйся! Знаешь, кровать это мое, я ее тебе не отдам. Ну а если там что-то чужое лежит, ну деньги например, алмазы или, может, картины краденые, так мне их и даром не нужно. Давай ты их просто достанешь оттуда по-тихому и уберешься, Окей?
Я обалдело уставился на него:
– Ну что ты! Нет, нам с женой нужна именно кровать, чтобы спать на ней. Вот смотри. Когда она продала тебе квартиру, ты ж ведь за мебель дополнительных денег не платил? Значит, если я увезу эту кровать, ты особенно-то ничем не пострадаешь, правда? Ну, спал ты два месяца на чужой кровати, так считай, что в бесплатном прокате ее на это время взял.
Старик безмолвствовал.
– Ну друг, ну пожалуйста, очень тебя прошу. Пусть ты мне сейчас не совсем веришь, и кое в чем ты прав, я действительно хотел обмануть тебя сначала, но сейчас ты же видишь, что для нас эта кровать очень, очень важна…
– ВОООН! – закричал вдруг старик, схватив за горлышко бутылку с остатками вина и неловко пытаясь ею меня ударить, – Вон отсюда, мерзавец, прохиндей, чтобы и духу твоего здесь больше не было, а то я сейчас сюда полицию вызову, и санитаров, и психиатров, и чтобы они тебя связали и…
Я бегом скатился по лестнице, так и не узнав до конца своей предполагаемой участи. Судя по результатам сегодняшнего дня – ничего удивительного, что я не стал, как мечтала мама, дипломатом.
Конец ознакомительного фрагмента.