Нечай тряхнул головой, прогоняя неуместные думки о юной княжне, перед спутницей своей повинился.

– Пойдем по кожевенным рядам, мужиков спросим за обоих сразу. Доброго мастера да опытную лекарку каждый бродячий пес знает.

– Погоди, я только одним глазком на бусы гляну. Даже не приценюсь… на что мне такие броские. Только зайцев смешить.

Теперь пришлось Нечаю за Неладой бежать, и ведь было чем любоваться – словно печным жаром горел раскрытый кованый сундук янтарными, золотыми и бронзовыми уборами. Сверкали на солнце серебряные шейные гривны, браслеты и серьги.

А с другого края слышался чужеземный отрывистый говорок, то безбородые горбоносые купцы раскладывали на помосте диковинные поволоки-ткани: парчу, бархат, пестрые шелка. Выше висели на кольях шапки из соболя и куницы, бобровые воротники, волчьи шубы.

На торговой площади шла оживленная торговля в мясном, рыбном, соляном и дегтярном рядах. Здесь торговали калачами и киселем, медом, луком и чесноком, глиняной и деревянной посудой.

– Нечай, смотри, дальше оружье пошло, значит, и простая одежа скоро… А вон пряники в виде птичек! Винные ягоды заместо глазок сидят, а в раскрытом клювике по брусничке. До чего ж любо!

Он только степенно плечами повел, даже усмехнулся про себя, стараясь не выпускать из пальцев ее горячую взмокшую ладошку.

«Знающую из себя лепит, а сама как есть девчонка, которая слаще земляники ничего не едала. Недаром говорят, что ощипинские хоронятся от людей, особливо живут, с чужими не водятся, и не вытащишь их на торг».

Одно тяжко, худоват кошель, чтобы ей полный короб сластей набрать. Правда, на пряники медовые хватит и на горячий клюквенный морс, и на пирожки с грибами.

– Выбирай, лебедушка! Гулять, так гулять.

– А ты чего ныне такой щедрый? Я и сама расплачусь. Ай, глянь, игрушки расписные… У нас в Ощипках из соломы занятней кукол плетут, лоскутки на платьишки ярче подбирают, да каждой свой поясок из обрезков кожи.

Не ответил Нечай, вздохнул украдкой – невдалеке у шатра с кольчугами и мечами стояла княжна Отрада, рассматривала ножны, примеряла по руке. По круглому плечу вьется пшеничный локон, недовольно притоптывает красный каблучок нарядного сапожка.

Как завороженный направился Нечай в сторону лавки с оружием, все равно спутница занялась покупкой сластей, после догонит. И зачем пошел, вроде, разговор начать несподручно да и вспомнит ли Отрада случайного встречного на обмерзшей лесной дороге.

И вдруг позади раздался топот копыт и гневливое фырканье большого зверя. Закричали люди, ломанулись в стороны, круша прилавки с посудой, полезли на столбы. Нечай обернулся и ахнул – прямо на него мчался черный бык с оборванной веревкой на могучей шее. Из разинутой пасти свисали мутные нити слюны, маленькие глаза налились кровью.

Самое время уступить дорогу бешеной скотине, пусть стражники достают мечи, а то и пыряют копьями в мясистый бок. Но впереди громко всхлипнула Отрада, а стройный витязь возле нее беспомощно опустил густо-червленый щит и тоже стоял столбом вместо того, чтобы оттащить княжну в безопасное место.

О себе Нечай вовсе не думал, одна мысль охватила разум – сберечь девушку в зеленом плаще, увести удар. Сейчас же упруго подобралось тело, пальцы сомкнулись сначала вокруг правого рога, а потом захватили левый, сильные руки резко вывернули бычью голову набок и потянули к земле.

Страшный рев оборвался надсадным хрипом, тяжелое дыхание зверя разметало волосы Нечая, а он продолжал сгибать шею, давя всем весом на лоснящуюся, липкую от слюны морду, пока бык не перестал биться под ним. На миг и сам богатырь словно памяти лишился, от напряжения гудели во лбу чугунные колокола, не слушались пальцы, приросшие к изогнутым рогам.

– Чья скотинка-то была? – раздался над ухом заботливый старческий голос. – Кому убыток зачесть?

Народишко копошился, смыкая неровный строй вокруг лежащей на земле пары – матерого быка со свернутой шеей и молодого мужчины в залатанном полушубке. Испуганно ахали бабы, восторженно щебетали мальчишки, деловито переговаривались мужики, обсуждая размеры поверженного животного.

Нечай выплюнул изо рта клочок черной шерсти, облизал пересохшие губы и с трудом повел затекшими плечами. Распоротый в лесу бок немилосердно болел, рана открылась, и повязка уже набухала кровью.

Оттого и расплывались перед глазами чужие сапоги и полушубки, пока в багряном зареве не мелькнуло нежное личико Отрады. В дрожащем голосе княжны теперь не было и капли заносчивости.

– Спаситель мой, прикажу в терем отнести, батюшка наградит!

Коснулась колючей щеки Нечая легкая рука с тонкими перстами, и сразу же подхватили княжну рослые стражи, увели за собой.