Шрифт:
— Ходишь, — взял он в свои большие ладони мое лицо. — Ты будешь здорова. Ты будешь ходить, бегать и все что захочешь делать. Все у тебя будет хорошо.
От его слов захотелось плакать еще больше. Неужели все и вправду будет хорошо?
Между нами повисла тишина. Я смотрела в его глаза, а он — мои. Я слышала, как тикают часы на стене…
Неожиданно он… Коснулся моих губ своими.
Не поцеловал, а именно коснулся.
Мягко, нежно, осторожно, словно осознавая, что делает что-то странное…
Меня словно током прошило. Но это был приятный ток.
От этих ласковых теплых касаний бабочки порхали по животу…
Он покрывал легкими поцелуями сначала верхнюю губу, потом нижнюю… Потом обе, и уже с большим нажимом…
Я невольно напряглась и попыталась освободиться от него.
Это все неправильно!
Старков не настаивал, он помог мне встать на ноги, чтобы затем усадить меня на мою кровать.
Я в шоке смотрела на него во все глаза.
Что это было?
Зачем?
И мне это понравилось?
— Извини, — сказал он негромко. — Я не должен был.
Я промолчала. Просто не знала, как реагировать на то, что сейчас произошло, и что ему вообще отвечать…
— Больше такого не повторится, — сказал он мне. — По крайней мере, пока я твой врач.
Он ушел, оставив меня в разрозненных мыслях одну.
Всю неделю до выписки Константин заходил ко мне редко. Только, чтобы провести тренировку, и делал это максимально сухо и быстро. Та теплота, что возникла между нами до момента с поцелуем, куда-то делась, и это словно огорчало меня. Но говорить с ним об этом я бы никогда не решилась.
А в день самой выписки я совсем не находила себе места.
Уже призналась, что мне будет теперь сложно жить без его ставших привычными вопросов «как дела?» и «как самочувствие?».
Теперь Старков больше не зайдет в мою комнату как к себе домой.
И я, кажется, об этом жалею…
Но что же делать?
Уже одетая в джинсы и пуловер, я стояла у окна своей палаты, которую в скором времени мне предстояло покинуть. Родители, конечно, приехали за мной и ждали меня внизу, забрав мои сумки. Я же ожидала Старкова, который отдаст мне выписку, больничный лист и пожелает мне доброго пути. Конечно, шла я все ещ слабо, но дойти по этажу до лифта я смогла бы и сама.
К тому же, мне очень хотелось увидеть его перед тем как уйти отсюда навсегда.
Увидеть наедине.
Когда дверь открылась, я даже вздрогнула. Обернулась.
Старков.
Как всегда, уверенной походкой, приближался ко мне.
— Лада, твоя выписка, — протянул он мне документы.
— Спасибо, — ответила, заметив, как дрожит рука с листами, что отдал мне Константин.
— Значит, все? — сказала я.
— Ну, да — все, — кивнул Старков. — Настала пора прощаться.
— Да…
— Будь здорова. Ты большая молодец.
— Это вам спасибо, — горячо благодарила я его. — Без вас у меня ничего бы не вышло.
— Значит, из нас получился неплохой тандем, а? — подмигнул он мне.
— Да, точно…
— Тогда в добрый путь.
Да. Что еще сказать я больше на нашлась.
— До свидания, Константин Николаевич.
— До свидания, Лада Михайловна.
Я посмотрела еще раз в его мужественное лицо, а потом решилась наконец сделать шаг вперед. Навстречу моей новой жизни… Без капельниц, без больничной палаты.
— Лада, — окликнул он меня, и я обернулась, словно ждала этого.
Он почесал затылок, а потом сказал:
— Я попрощался с пациенткой Ладой Воронцовой. Но хотел бы спросить…
— Что?
— Ты больше не моя пациентка.
— И?
— Ее нельзя было целовать и прочее. А теперь…
— И что же теперь? — мое сердце готово было выпрыгнуть из груди. Что же он пытается сказать?
— Хотел задать тебе вопрос как просто Константин просто красивой девушке Ладе. Не как врач.
— Задавай, — ответила я, чувствуя как пылают мои щеки от его комплимента.
— Можно пригласить тебя на свидание? Ты обещала танец.
26
Сердце просто готово было выпрыгнуть из груди.
— Я… Не знаю, я…
Дверь позади нас открылась и прервала наш диалог.
— Ладочка, ну мы тебя заждались уже… Ой.
В палату влетела мама, а за ней и остальной состав моей семьи и Настя.
— Я уже… иду.
— Всего доброго, — кивнул мне Старков. — Не буду мешать.