— Я готов. — Олежик дергает меня за рукав олимпийки, и я киваю.

Возвращаемся в комнату, и я решаю принять душ, когда отчим уснет. Ставлю будильник на пять часов утра, хотя просыпаюсь и без него. Олежка в это время натягивает на себя пижаму и забирается под одеяло. Я запихиваю через ручку на двери и скобу на косяке деревянный широкий меч. Пусть так себе преграда, но до этого времени спасала нас.

Сажусь на пол рядом с кроватью и смотрю на братишку, который поместил ладошки под щечку и часто моргал, пытаясь бодрствовать дальше.

— Лик, расскажи мне сказку. — Сонно просит Олежка, а я улыбаюсь и беру его за руку.

— Жили-были маленький принц и его старшая сестра в небольшом замке посреди огромного моря. В один прекрасный день приплыл к ним злодей, и… — Я увлекаюсь процессом и вспоминаю, как мама каждый вечер придумывала мне что-то новенькое.

Ее истории всегда были интересными, но я не дослушивала до конца, потому что погружалась в прекрасный сон. Я не сразу замечаю, что братишка спокойно спит. Сижу еще некоторое время и смотрю на него, и даже шум за дверью не мешает мне любоваться братом.

В какой-то момент прикрываю глаза и падаю в пропасть. Наверное, усталость сказалась. Открываю глаза, потому что дрынькает будильник, и шея окаменела. Лежу на полу с Олежиным тигром под головой и некоторое время поднимаю руки и ноги по очереди, чтобы хоть как-то размять затекшие мышцы.

Все утренние процедуры повторяются, только завтрак я приношу в комнату, потому что в кухне настоящий ад. Да, братишка видел его, но портить ему настроение не хочется. Хожу на цыпочках и не дышу, оказываясь рядом со спальней Владимира.

Утром после попойки он еще злее, чем во время нее. Пока братишка с аппетитом уминает все тот же батон и конфетки с чаем, я лезу в шкаф и достаю пакет с формой. Когда заглядываю в него, замираю.

Елена Владимировна на этот раз сделала мне шикарный подарок. Спортивный костюм, кроссовки, а на дне лежал конверт, который я даже побоялась открыть. Стало обидно до слез. Макс телефон отдал, а…

Господи, телефон! Я ощупываю себя, но это глупо, ведь уже успела принять душ. Обыскиваю комнату и обнаруживаю смартфон под кроватью. Даже на душе становится легче. Убираю его в рюкзак и на автомате продолжаю собираться.

Опять каждое утро превращается в набор механических действий. Я не успеваю думать о предстоящей встрече с одноклассниками и о наказании, которое никак не вписывается в мое расписание.

Автобус. Тряска. Шум в коридоре школы. Макс с широкой улыбкой на лице. События сменяются так быстро, что я нахожу себя только на последнем уроке, когда в спину прилетает бумажка. Снова смешки и перешептывания. Вероника гадко улыбается, взглядом показывая на смятый лист, который теперь лежит у моих ног.

Отворачиваюсь и смотрю на учителя, дожидаясь конца урока, и звонок не заставляет себя ждать. Аристов отсутствует на занятиях, и наказание идем отрабатывать только мы с Максом. Я злюсь, ведь мажору все опять сходит рук. Круглов видит, с каким остервенением я отжимаю новомодную швабру и тру полы в коридоре.

— Дома все в порядке? — Спрашивает осторожно, когда подходит ближе.

— Как всегда. — Хмуро отвечаю ему, пыхтя и опираясь на швабру. — Просто наглость Дана не знает границ. Даже сегодня умудрился пойти против самого директора.

— Хм, — Макс отводит взгляд в сторону и тяжело вздыхает, — тут не его прихоть, Лик. — Мои брови вопросительно лезут наверх.

— Защищаешь его? — Усмехаюсь, но Круглов отрицательно качает головой.

— Дан, конечно, тот еще… фрукт, — Макс забирает ведро и швабру, отходя от меня, — но сегодня у него есть уважительная причина, чтобы не прийти.

Данияр

Перед глазами пелена. Руки работают сильнее, чем обычно, потому что сегодня второе сентября. Чёртова дата, которая перевернула жизнь вверх тормашками и не возвращала на место, ведь это невозможно. Нельзя взять в руки пульт времени и отмотать назад, чтобы все исправить и не чувствовать боль.

Не ощущать чертовой пустоты, которая заполонила все вокруг.

Внутри меня высушила.

И только в этот день появлялись они.

Идиотские воспоминания и маниакальные мысли, которые огнем жгли вены, и я не мог успокоиться. Не мог остановиться. Словно больной, за которым не усмотрели, вырвался на свободу и творил, что хотел, издавая при этом странные звуки схожие со смехом.

Наверное, доблестные научные крысы порадовались бы, приобретая такой экземпляр. Внутри меня месяцами сидел другой Дан. Он прятался. Царапал себя ногтями, бился головой о стену и просил его выпустить. Шизофреник долбанный.