— Я твой брат, — прижал я ее к себе. — Я буду для тебя, кем захочешь. Братом, парнем. Кем угодно, Мира, только чтобы ты была рядом.

— Ты не понимаешь, — заревела она, дрожа в моих объятиях, пока меня самого потряхивало от терпкого, еще такого призрачного желания. — Брат — это навсегда. А парень — это временно. Ведь если ты брат и мы поссорились, то мы помиримся. А если ты парень, то рано или поздно все закончится. Так всегда в книжках бывает.

— А ты книжки меньше читай и больше меня слушай. Я никогда никуда от тебя не денусь. Всегда буду рядом. Всегда, малыш, — поднял ее заплаканное лицо, чувствуя, как дрожат собственные пальцы. Смотрел на крупные капли, что в темноте кажутся кристаллами. В голове шумело, в горле ком, а внутри жажда, которую смогла бы утолить только эта девчонка. Такая красивая девчонка. Моя. Малыш.

— Всегда? — прошептала она, облизав пухлые, мягкие губки. Что стало фатальной ошибкой. Следующий миг я помню плохо, только вкус ее губ, который стал для меня наркотиком, ее мягкий стон, который породил внутри настоящее чудовище, словно долго сидевшее в клетке.

Руки сами понеслись в дали фантазии по изгибам юного тела, а желание превратилось в фантомную боль. Я уже чувствовал, что делаю ей неприятно, но остановиться не мог.

— Мира, — напряженный голос Элиаса вырвал меня из полумрака, затягивающего меня все дальше. — Можно тебя?

Мира отвернулась, обняла себя руками, вздрагивая плечами. Мне хотелось выругаться на придурка, который нам помешал, но я лишь попытался тронуть свою малышку, но она убежала и скрылась за поворотом, даже не взглянув на меня.

— Тебе не противно? Она твоя сестра.

— Не лезь не в свое дело и будешь и дальше носить свои лосины.

— Угрожаешь? — выдохнул блондин, прищурившись. И чего же они все такие сладкие. До тошноты.

— Нет, — усмехнулся. До сих пор чувствовал вкус ее нежного поцелуя. Она отвечала мне с той же страстью. Так что хрень все эти ее страхи. — Лишь желаю тебе добра и здоровья.

На льду прозвучал предупреждающий сигнал, и я пошел забирать свой шлем и перчатки, не забыв при этом толкнуть Элиаса в плечо.

На тренировке я буквально рвал и метал от возбуждения. Казалось, что нет преград для нашего с Мирой счастья. Но я не забыл Элиаса, взгляд которого чувствовал даже через стекло на втором этаже.

Я знал, что он захочет стукнуть отцу или Нине, это точно. Поэтому нужно с ним побеседовать и дать понять, что язык нужно уметь держать за зубами. Ради себя и своей семьи, которая, кажется, слишком задержалась у нас в доме.

Позже вечером Мира сидела с матерью, которая буквально закопалась в каталогах колясок, детской одежды, позже к ней присоединился отец, а я ушла в свою комнату. Чуть позже постучался я. Но сначала, конечно, привычно дернул двери. Она редко от меня закрывалась. Но это был тот самый случай.

Сам не заметил, как в ожидании прошло три часа. И я не мог понять, что происходит. Она никогда так не поступала, всегда открывала. А сейчас? А если ей плохо? А если она умерла? По коже холод, сердце вскачь, и я бегу за родителями.

— Мира! Мира! — стучим уже мы все, орет что есть сил. И остается только одно. Выбить двери!

Мира в шоке смотрела на нас, снимания наушники.

Нина подошла, взяла ее лицо в свои руки.

— Солнышко, ты почему не отвечаешь? Зачем закрылась. Мы испугались.

Она ее обнимала, а Мира смотрела на меня. Наверное, поняла, чья была идея выбить двери.

— Мам, я просто делала уроки. Ты сама сказала, что нужно заняться учебой. Ну что вы наделали.

— Другую завтра поставят, — отмахнулся папа, и они с мамой ушли, оставляя меня с Мирой.

— Я не хочу об этом говорить.

— И вместо того, чтобы об этом сказать, ты меня игноришь? Мне надоело.

— А мне надоело, что ты на меня давишь. Хватит… — она взяла пауза и сказала спокойнее. — Пожалуйста.

Я вошел в комнату и почти подошел вплотную.

— Ты отвечала. И не говори, что тебе не понравилось. Или может, — я прищурился. — Элиас тебе нравится больше?

— При чем тут он. Речь о нас. Все, что происходит, не правильно, ясно тебе. Я этого не хочу. Я не готова к такой буре.