Женщина вошла в зал. У стены с изображением какой-то древней битвы, стоял человек в длинном, до самого пола, балахоне с накинутым на голову капюшоном.

– Вы хотели видеть меня, госпожа? – поклонился он, шагнув в сторону.

– Да, мой верный мудрец.

– Вы, наконец-то поняли свое предназначение?

– Не до конца, но мне на многое открылись глаза, и я знаю, что делать дальше.

Она повернулась к стоящим позади воинам.

– Седлайте лошадей! Мы выступаем.

– Как же нам следует поступить с этим… с этой девушкой?

Священники Храма Гелии собрались в круглом зале и о чем-то оживленно беседовали. Некоторые, в порыве наибольшего волнения, вскакивали со своих мест и, размахивая руками, что-то объясняли другим. На кон была поставлена судьба и будущее одной девушки. В пределах их владений она появилась давно, но до сего момента скрывала свою сущность и никоем образом не выдавала истинного лица.

– Она осквернила наш Храм, самого Господа, своим появлением в этом святом месте. Она должна быть заточена в башне и предана мучительной смерти!

Руки мужчины сжались в кулак, и он стукнул ими по столу, чуть не расплескав что-то налитое в своей плошке.

– Я так не считаю, – послышалось напротив. – Это юное создание по собственной воли пришло сюда и поклялось служить Всевышнему, принеся в дар свою душу.

– Нет! Если уж она хотела быть ближе к Господу, то почему выбрала мужской Храм, а не женский?

– На все Его воля.

– Не сомневайтесь, она хотела внести в нашу духовную жизнь смуту и грязный порок разврата, – высказал свое мнение седобородый старик, тыкнув кривым пальцем в сторону двери.

– Она такая же дитя Господа, как и все мы, – встал на ее защиту молодой священник. – Неважно, куда ее забросила судьба. Возможно, Всевышний таким образом проверяет нас, нашу непоколебимую в Него веру и то, что…

– А скажи-ка ты нам, неужели ты не хотел завладеть ее телом и предаться похоти после того, как раскрылось ее истинное лицо? – спросил его сидящий напротив.

Мужчина покраснел и в смущении сел на место, сложив руки вместе начиная молиться.

Из-за стола, в дальнем его конце, встал человек и расправил складки рясы. Этот, довольно-таки пожилой мужчина, несмотря на преклонные года сохранил отличную осанку, а чистые добрые глаза говорили, что его мудрость приобретенная десятилетиями только приумножается. Гомон и возгласы прекратились. Наступила тишина. Похоже, это был настоятель Храма. Он долго слушал обвиняющих и защищающих юное создание и, наконец, решил сам вступить в обсуждение ее дальнейшей судьбы.

– Братья мои, все вы абсолютно правы. Я готов поддержать каждого из вас, но нельзя забывать и о том, что мы поклялись служить Господу. А что Он говорит? «Прощайте и будете прощены!» Мы не для того основали этот Храм, чтобы придаваться распрям и позорным спорам друг с другом. Мы, как истинные верующие, должны наставлять каждого сбившегося на тот путь, который заповедовал нам Господь. И не важно, мужчина это или женщина, добрый человек или с дурными помыслами. «Если тебя ударили по одной щеке, подставь другую!» Мы не должны осуждать кого бы то ни было. Мы должны любить и прощать. Эта девочка… Возможно, она прольет свет на все творящееся здесь в последние годы. Давайте мы сами спросим это у нее! Отец Эдуард, прошу вас, приведите ее сюда!

Ближайший к двери служитель Храма встал и вышел за дверь, осторожно прикрыв ее за собой, так, что та практически не издала ни единого звука.

Брус, запирающий толстую массивную дверь заскрипел и медленно отъехал в сторону. Низ заскреб о каменный пол и открылся на пол ярда. Девушка сначала не поняла, кто перед ней стоит, и продолжала сидеть на корточках, прислонившись к холодной стене и обхватив руками колени. Наконец, она подняла сонное лицо и попыталась разглядеть гостя. Это оказалось невозможным из-за хлынувшего в крохотную келью яркого света. Здесь, сидя в полнейшей тьме, она отвыкла от подобного и теперь заслонилась рукой, чтобы боль в глазах хотя бы немного, но отступила.

– Идем, дитя мое, совет ждет!

Девушка попыталась отстраниться, но натолкнулась на стену и еще сильнее сжала колени. Она помнила, как совсем недавно, с неделю назад, ее маленькую тайну раскрыли и вскоре после этого бросили сюда. Настоятеля Лунарда в это время не было в Храме, и это могло бы закончится трагедией для ее маленького существования. Храмом Гелии будто овладел Дьявол: многие пытались совратить ее, многие предлагали помощь, в обмен на час любви с очаровательной незнакомкой. Последние кого она помнила, были одержимые бесом служители, которые в ярости разорвали на ней одежду, распяли на кровати и уже легли на ее чистое непорочное тело, как прибежавший человек сообщил, что отец Лунард прибыл и, узнав о случившимся, требует немедленного объяснения. Разумеется, никто не обмолвился о распространившийся по Храму похоти. Зато практически все (из «посвященных»), в один голос утверждали, будто бы эта маленькая исчадие ада сама порвала на себе одежду и нагая бросалась на служителей, с целью навсегда лишить Храм Гелии уважения у окружающих и повергнуть многих находящихся здесь в пучину разврата и бездну дьявольских наслаждений. По словам «видевших», она, опять-таки нагая, бегала по Храму и пыталась овладеть мужчинами с немыслимой для женщины силой. Наконец все собрались с духом и сумели изловить «публичную девку», дабы придать ее тело «справедливому суду». На том и решили. Тридцать ударов плетью оказалось достаточно, чтобы она призналась в связи с Дьяволом и в том, что специально пришла в этот Храм, дабы повергнуть всех сторонников Господа в пучину ереси. Некоторые хотели продолжить порку дальше, но юная «бестия» потеряла сознание, и все пришлось отложить, а потом… в то утро появился Лунард, и муки закончились.

– Идем! – вновь повторил мужчина. – Не следует бояться меня. Ибо как сказано: «Бойся не того, кто перед тобой, а того, кто управляет им!» Идем! Лунард ждет тебя, – он улыбнулся. – Сегодня у тебя есть возможность рассказать все, как было, не утаивая ничего. Ибо…

– … ложь есть грех, которому нет прощения, ибо не попадет он в рай, так как не будет ему милость Господа.

Девушка сначала осторожно дотронулась до его руки, а потом положила на его ладонь свою и не спеша поднялась, чтобы не потревожить едва затянувшиеся на спине раны.