Смерть, конечно же, вещь неожиданная. Но ожидаемая. И всё равно – умирать никакого смысла нет. Не стоит покидать этот мир. Мир, где Уимблдонский турнир не исчезнет никогда и будет проходить без твоего присмотра, мир, где свадьба внука состоится без тебя. Смысла нет. Спортивные костюмы и кроссовки почти новые, породистые европейские пальто (pardessus) озадачены редким вниманием и требуют повышенного. Музыки – слушать – не переслушать, фильмов – смотреть – не пересмотреть, книг – читать – не перечитать. И всё это после тебя останется. И только тайны ты унесёшь с собой. Временами прекрасные, временами не очень. Наступило замечательное время для нервного срыва. Но ты рассудителен и спокоен. Словно затухающий огонь в песке. А как же иногда хочется потерять голову! Но нет. Уж слишком фундаментально она расположилась на твоих хорошо развитых и всё ещё сильных плечах.

Всё исчезает в старости. Остаётся только профессия и Луна, уходящая в ущерб, наблюдающая за волнующейся на ветру занавеской. И твоё мастерство принимается окружающими как издевательство.

Ты хорошо знаешь, чего ты хочешь. И наконец-то ты точно знаешь, чего ты не хочешь, что гораздо важнее. И ты избавился от пафоса общности, став другим. Вся литература для тебя постепенно становится детской, игрушечной, и ты, как известный герой, начинаешь искать ответы в «Робинзоне Крузо».

Пока ты никому не проиграл, никто не смог одолеть тебя. Но рано или поздно поражение неизбежно случится. Тебя победит старость. И, наверное, станет легче. От ненужности борьбы с ней.

Но пока: осторожно, двери не закрываются! Грачи не улетели. Доброе утро, полночь! Празднуйте юбилеи вовремя и ваши волосы навсегда останутся мягкими и шелковистыми.

P. S. Автоэпитафия: «Было неплохо. Всем спасибо»

Природа определила, что мир будет разнообразен. Очень верное, надо сказать, решение. Негоже всей толпой уныло ходить «по линеечке» в одинаковых тёмно-серых пальто. Пусть вселенная пестрится и играет. Пусть. И вселенная запестрилась и заиграла.

Появились коварные жёлтые красавцы-тигры, невоспитанные красно-зелёные попугаи, бесцветные истеричные депутаты и нарядные, но шибко кусачие душки-панды.

Разнообразие проявляется не только в окраске, форме и содержании человека как основного вида разумного животного, но и в манере его поведения в каждом из предложенных судьбой обстоятельств, проще говоря, в каждом локальном социальном микроконтексте.

Сердечный друг и полувековой коллега прораба Михеева (просто «коллега», а не «коллега по работе», как сейчас многими принято говорить), Геннадий Хухряк, умный, учтивый и доброжелательный человек, с которым в юности они наспор съели огромный арбуз, стоя на ходулях в эпицентре абхазского водопада, резко меняется характером с первым же оборотом колеса своей самоходной дизельной повозки.

В его отнюдь не нобелевской речи все параллельные и перпендикулярные водители приобретают иную, прямо противоположную сексуальную ориентацию независимо от пола и членства в единой партии, а искромётные труды Блеза Паскаля и анализ последней партии Магнуса Карлсена с Сергеем Карякиным начинают уступать по значимости визгливым рекомендациям навигатора. В приступе брутализма Геннадий пианино стучит рабочими руками по рулю, раздаёт пешеходам бесплатные советы с использованием лексических единиц из современного словаря сотрудников МИДа, в меру печатно отзывается о пробках и мельком смотрит на аварии, комментируя дорожные происшествия в несвойственном ему стиле.

Прибыв в точку назначения, седой хулиган вновь становится милым и обаятельным, абсолютно безопасным для общества, любимым женою, детьми, малярами и штукатурами.

Отсюда следует безжалостный вывод: во избежание приступов людям следует больше ходить пешком. Совершать оставшимся от прошедшей жизни туловищем плавные поступательные движения. Это способствует счастью. Конечно, не всякое движение приводит к счастью, но не бывает счастья без движения.

Мила Леденцова была хорошей девушкой и за это ей крепко повезло: родившись в один год с олимпийским медведем, выглядела она гораздо лучше. Жизнь её текла, но не менялась. И всё у неё было. Как у людей. Но, правда, всё какое-то небольшое. Тоже как у людей: небольшая зарплата, небольшая квартира, небольшая сберкнижка, средних размеров белая кружка в красный горох. А постоянно хотелось чего-то большего, большого и побольше. И более огромного привлекательного досуга.

Мужчины, конечно, тоже были. Как у всех. Но не каждый год и не каждый раз. Не уживалась она с ними. Хорошо удавались ей только разводы. И были все обладатели её сердца и прочих элементов экстерьера, как и положено, небольшого достатка, включая последнего, который, постоянно стеснённый в карманных расходах, погожим сумеречным утром вышел в поисках культурной жизни за водкой и определиться на курсы промышленного альпинизма, а позвонил через неделю из Перми, где нашёл своё мегапиксельное счастье в торговых рядах местного рынка металлоконструкций, аккурат между профнастилом и арматурой-десяткой. Во время звонка был трезв и вежлив. Оскорбительно трезв и оскорбительно вежлив. И Мила его сразу разлюбила, одарив напоследок невнимательным репримандом с использованием тягуче-гнусавого молодёжного акцента недосреднего возраста. Потом задумалась об обстоятельствах образа действия, но убивать себя не стала, а смахнув невыпавшую слезу и сдержанно матерясь, захотела жить дальше, находясь в одной комнате с пейзажами и фотографическими произведениями доступного чёрно-белого соцреализма в штатском. Ей в жизни иногда везло и она обожала жить. Обожала дойти до самой сути, возымев культурные гипотезы в голове, поменять вектор личностного роста в рамках личной же терпимости. Вектор указывал на когда-то белокаменную столицу, овеянную ныне студёными петровскими ветрами. Край родной навек любимый с щемящими кадрами небогатой жизни перешёл в разряд чуждых высоким чувствам низменных скаляров.