Пятьдесят минут - столько времени было дано для нанесения штурмового удара по аэродрому Микояновка - тянулись долго, казались вечностью. Я тоже волновался, пожалуй не меньше командарма, поскольку именно мною первым была высказана идея о налете на фашистский аэродром. Ее поддержал генерал Горюнов, и таким образом она приобрела право на осуществление.

Чтобы отвлечься, не сидеть сложа руки в ожидании вестей из авиакорпуса Рязанова, а также быть в курсе хода наступления сухопутных войск, я связался по ВЧ с начальником штаба 53-й армии генералом К. Н. Деревянко, попросил его ознакомить меня с боевой обстановкой в полосе наступления. Он охотно сделал это. По его словам, наступление продолжало развиваться строго по плану, войска армии прорвали второй и третий оборонительные рубежи противника, прикрывавшие Белгород с севера.

Только я стал докладывать эти добрые вести Сергею Кондратьевичу, как зазуммерил один из полевых телефонов. Меня вызывал начальник штаба 1-го штурмового авиакорпуса А. А. Парвов. Узнал по голосу, кратко сообщил: "Вернулись. Сели все. Результаты доложу позже".

Парвов был очень хорошим штабистом - безукоризненно точным, исполнительным даже в мелочах, но я знал, что означало его "позже". Сначала он лично удостоверится в результате налета, потом позвонит на корпусной КП, доложит точные данные генералу Рязанову, тот выслушает доклад своего начальника штаба, что-то переспросит, что-то уточнит, и только после этого штаб сообщит итоговые данные армейскому начальству. Так было заведено в 1-м штурмовом авиакорпусе. Меня лично немного раздражала подобная педантичность, хотя вообще-то все было правильно: за точность сведений, получаемых из этого корпуса, можно было ручаться головой. В данном случае требовалось еще минут пятнадцать - двадцать ждать, между тем Сергей Кондратьевич уже теребил меня: "Что там? Какие результаты?" .

Пришлось действовать окольным путем. Стоило только намекнуть помощнику начальника связи, как к телефону через минуту-две были вызваны начальники штабов 673-го и 270-го авиаполков. От них я узнал, что во время штурмовки группой Александрова аэродрома Микояновка на его стоянках было 30 "мессеров" и 25 "юнкерсов". В результате налета уничтожено не менее пятнадцати самолетов, повреждено летное поле, взорван склад боеприпасов.

– В общем-то неплохо,- удовлетворенно произнес генерал Горюнов.Налет, можно сказать, удался. Пятнадцать выведенных из строя боевых машин куш немалый,- добавил он, вытирая носовым платком вспотевшую шею. Затем спросил: - А наши все вернулись?

– Все.

– Ну что ж, лучшего, пожалуй, и не следовало ждать. Напомните, Степан Наумыч, генералу Рязанову, пусть представит командиров обеих авиагрупп, участвовавших в налете на аэродром, и особо отличившихся летчиков к награждению,- сказал в заключение командарм.

В тот день мне удалось поговорить по телефону с капитанами Александровым и Дунаевым. Оказалось, что Геннадий Петрович Александров знал полевой аэродром в Микояновке. Авиачасть, в которой он служил раньше, при отступлении наших войск на восток несколько дней базировалась на нем. Обстоятельство случайное, но оно в известной мере способствовало успешному выполнению боевого задания. К тому же истребители группы Дунаева надежно прикрывали штурмовиков.

Капитан Дунаев пояснил, как прикрывали. Когда ведомые им истребители подходили к аэродрому Микояновка, он, Дунаев, увидел, что навстречу нашим штурмовикам успели взлететь несколько "мессеров" и пытались с ходу атаковать их. "Яки" отсекли немцев от "илов" и держали их на почтительном расстоянии до тех пор, пока штурмовая группа выполняла боевое задание; из пушек и пулеметов обстреливала вражеские самолеты на стоянках. В общем, сработала дружная боевая взаимовыручка.

Во время телефонного разговора я, как бывший однополчанин Николая Пантелеймоновича (270-й авиаполк был тем самым полком, в формировании которого на границе с Турцией я незадолго до войны принимал непосредственное участие), поинтересовался, часто ли ему, командиру эскадрильи истребителей, приходится участвовать в воздушных боях. Прежде чем ответить на мой вопрос, он что-то уточнил у начальника штаба полка, после чего назвал цифры: принимал участие в 38 боях, лично сбил 13 и в группе 7 фашистских самолетов.

– Так вы же Герой!
– не удержавшись, воскликнул я.

– Пока еще нет, но надеюсь, что от других не отстану,- скромно ответил на мое восклицание капитан Дунаев.

О своих боевых заслугах он говорил без бахвальства, как о чем-то обыденном и непременном. Вскоре после этого телефонного разговора мы получили Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Николаю Пантелеймо-новичу Дунаеву звания Героя Советского Союза. Геннадию Петровичу Александрову, командиру эскадрильи штурмовиков, такое же звание было присвоено немного позже - 4 февраля 1944 года.

Наступление продолжалось. В течение 4 августа войска 53-й армии и 1-го механизированного корпуса, поддерживаемые с воздуха бомбардировщиками и штурмовиками, успешно отразили все танковые и пехотные контратаки противника и снова продвинулись вперед в направлении Белгорода. Воспользовавшись тем, что удары бомбардировщиков и штурмовиков систематически подавляли наиболее сильные очаги сопротивления врага, саперы разминировали подступы к городу.

С утра 8 августа особенно упорные бои разгорелись на северном обводе обороны Белгорода, насыщенном густой сетью дотов, дзотов и других укреплений. И тут вновь на помощь наземным войскам пришли авиаторы. Генерал И. С. Конев приказал нашему командарму последовательными ударами штурмовых групп по 12-18 самолетов и массированными налетами двух бомбардировочных дивизий парализовать огневую систему вражеской обороны на окраине Белгорода.