Моя задача состояла в том, чтобы я страховал на подставке увеличительное стекло и, слушая Лёшкины матерки, направлял зайчик зеркала на объект. Что именно там делал этот доморощенный хирург, старался не смотреть. Из теории знал, что он должен сделать надрезы на роговице, разрушить и удалить старый хрусталик, установив вместо него искусственный. Но, ей-богу, напоминал друг садиста-любителя. Такой же азартный и беспринципный. У меня невольно руки тряслись, а Лёшке хоть бы хны. Экспериментатор!

Как он там вообще что-то видел. А ведь ещё и шов накладывал. Безусловно, в таком деликатном месте иголкой не станешь тыкать и зашивание в привычном понимании не приемлемо. Так что на роговидный разрез Лешка крепил пинцетом петельку малюсенькой проволочкой, которую позже нужно снять.

— Вроде готово, — наконец пробормотал Алексей, закончив с первым глазом и опуская пинцет в спирт. — Протри мне лоб от пота.

Я пересел, промокнул Лёшке лоб и продолжил ассистировать. Мне показалось, что на второй глаз времени ушло меньше. Вполне возможно, Алексей получил практику и действовал увереннее. После наложили на глаза повязку и велели пациенту лежать.

— Глаза ни в коем случае не трогать, не тереть, — в который раз напомнил Лёшка Степану о правилах поведения.

Я же отправился за дворней. Наблюдать за пациентом придется несколько дней. Мы не знали точно, сколько времени потребуется на адаптацию.

— Пусть сутки лежит, — решил Лёшка. — Туалет лёжа, давать еду и питье тоже лёжа, без твёрдой пищи. Сам прослежу.

Девок назначили дежурить всю ночь. На всякий случай я пригрозил, что продам нерадивых. Снова повторили Степану правила поведения после операции.

— Будет чесаться, болеть, печь — терпи. Глаза не трогай, если хочешь потом видеть, — снова и снова говорил Алексей одно и то же.

В течение дня мы несколько раз заходили с проверкой. Лиза забегала, что-то там с возмущением выговаривала девкам. Те уже боялись вздохнуть при нашем появлении. Степан просто спал и беседу ни с кем не поддерживал.

Ближе к ночи я в очередной раз пришёл к пациенту. Посидел, поговорил с мужчиной о будущем. Допустим, он вернёт зрение. Куда пойдет? Что будет делать, какие есть желания и стремления?

— В ватагу? — робко поинтересовался он.

— Что ещё умеешь делать?

— Э… рыбу могу ловить.

Умений у Степана было не так-то много. Третий сын в семье. От отца ему ничего не перепало, старшие братья забрали и коня, и инструменты. В принципе, он мог справиться с обычной крестьянской работой — нарубить дров, почистить лошадей, стойло. Мне же хотелось пристроить его к более полезному делу.

— Поставим старшим в общежитии со слепыми, — предложил Алексей. — Ты сам говорил, что баба кухарка за порядком не усмотрит. Там уже были драки, что кто-то кусок лучше урвал.

— Можно и комендантом в общежитие, — согласился я.

На следующее утро Лёшка снял повязку и осмотрел результат.

— Не открывать глаза, не трогать ничего, — в очередной раз одернул он мужчину.

— Кажется, в углу левого глаза гной, — заметил я.

— В любом случае буду капать антибиотик.

В глаза прокапали, повязку вернули на место. Лёшка продолжал рассматривать мужчину и вдруг выдал идею:

— Мы же его подстричь хотели!

— И побрить, — хохотнул я.

— Точно! Зови Осипа с тазиками.

— Серьёзно решил заняться сейчас парикмахерским искусством? — не поверил я.

— Мы его, ко всему прочему, покрасим, — продолжал фонтанировать идеями Лёшка.

Степан, слушая непонятные планы барина, ссутулил плечи и молчал.

Осип вскоре пришёл и стал помогать. Повязку пришлось снять, но открывать глаза Степану запретили.

Вначале постригли волосы в нечто приличное, затем Осип сбрил бородёнку. Потом я предложил привести в порядок брови. Они у мужчины слишком уж кустистыми были. Брови ножницами аккуратно подровняли и наконец приступили к покраске. Из Лизиных запасов я принёс хну и басму. Смешал это всё с горячей водой и стал наносить кашицу на волосы. Уложили мужчину на кушетку, предварительно обмотав голову тряпкой, и стали ждать результат. Лешка решил до конца изгольнуться и нарисовал красящей субстанцией брови.

Пока слуги принесли горячую воду и посуду, примерно прошёл час. Мы решили, что этого времени для покраски хватит. Правда пришлось повозиться, смывая это всё, но получилось замечательно.

— Просто другой человек, — расчёсывал я гладкие, ароматные волосы Степана. — надеюсь, наши труды не пройдут даром.

Открыть глаза в полутёмном помещении Лёшка позволил пациенту только на следующий день. К этому времени швеи вернулись на своё место, а Степана переселили в другую комнату с маленьким окном.