В общем, Лёшка сделал свое «чёрное дело» и смылся на конезавод. Там у нас много чего строится. Я последовал примеру друга и сбежал из поместья в Александровку контролировать распил брёвен. До зимы нам должны привезти камни с карьера и мало ли ещё чего купцы доставят.

Отвоевать место в гостинице не получилось, зато у меня здесь имелась приличная дача, не занятая художниками. Я как раз размышлял, кому бы сдать дачу, когда прибыли купцы.

Ко мне Фома прибежал с сообщением, что две большие лодки стоят у причала. Купцы уже с кем-то ругались, поскольку в проживании им отказали. Школа, которая раньше была просто резиденцией, теперь забита до отказа пришлыми людьми. У меня даже крестьяне имели малый бизнес, сдавая углы паломникам и прочим гостям, приехавшим по реке к старцу Самарскому.

Пришлось самому разбираться с купцами. Староста этот вопрос не решит. Есть, конечно, еще Алексашка, но раз уж я здесь, то сам посмотрю, какие-такие купцы прибыли и где их поселить.

Купцы обрадовались мне как родному. Жаль, товара никакого не привезли. Эти торгаши прибыли за красками. Точнее, за пигментами. Сказали, что готовы выкупить любые объемы и намерены обсудить цены.

Не готов я был к такому визиту. Мы краски, безусловно, рекламировали, но не ждали быстрой отдачи. Выпускаемые объёмы пурпура такие, что самим для шёлка только и хватает. А этим ещё обязательно голубую подавай и тот зелёный, который Лёшка по привычке называл «Зелёная Шале».

С купцами мы торговались и обсуждали дела долго. На данный момент мне деньги не нужны, а требовались металл, кирпич, ткани, посуда, хорошая медь и изделия из неё.

Как же не хватало Куроедова! Пусть его поверенный приехал через неделю, но многие вопросы не мог решить. Окончательный результат купцов не сильно порадовал. Пришлось пообещать им большие объёмы в конце зимы. Заодно и они мне привезут заказанное.

Не успел записать в журнал и выпроводить этих, как заявились другие. Стали слёзно уговаривать продать сахар. Откуда у меня лишний сахар? Самим еле хватает. Отказал, предложив взамен наборы лекарственных трав. Покряхтели, но купили, поскольку эти коробочки сам старец Самарский освятил. Для этого пришлось ехать в Перовку и напрягать батюшку. Тот при купцах выполнил положенные ритуалы и благословил купцов на ратный труд… тьфу, на торговлю.

Небольшой перерыв в гостях и визитёрах случился в конце ноября. До того как встал крепкий лёд, с этой стороны к нам никто не не ехал. По дорогам пропускали уважаемых господ, а нищих, в связи с погодными условиями, не стало совсем.

Хоть передохну немного от этой суеты.

Вернувшемуся после Нового года Куроедову я обрадовался как никогда. Оказывается, сколько вопросов он берёт на себя! И секретарь у него молодец, с функциями бухгалтера. Всё записывает — приход, расход. Я кое в чём уже начался путаться. Зато у Куроедова «табачок врозь»! Привёз он обоз мебели и текстиля на три тысячи шестьсот рублей. Ещё восемь мешков (именно мешков!) с книгами. Это он отпечатал наш совместный детектив. Подходящую тару не нашёл и загрузил в мешки.

Мне же выставил счет в семнадцать рублей за бумагу, печать и типографские услуги. Я ему в ответ сунул бумажку с расценками от своих немцев, которые делали литографии. Секретарь документик принял, подколол, вычел из суммы пятнадцать рублей. Всё чики-чики.

В этом плане Куроедов человек чести, чего нельзя сказать о купцах. Слышал я про «слово купеческое», про имя доброе и так далее. Это купеческое слово считается чуть ли не банковским гарантом, когда уговор дороже денег. Не знаю, не знаю. Я до такой степени купцам не доверял. Возможно, в своём кругу они и соблюдают этот кодекс чести. Внаглую меня, конечно, никто не обманывал, но приписки были, и неоднократно. Правда, совсем уж обман считался грехом.

Большинство купцов выходцы из крестьянских семей, где сильны христианские традиции. Это в двадцать первом веке пиарились бизнесмены, оказывая благотворительность. Сейчас купцы оказывают помощь безвозмездно, поскольку это по-христиански. Как раз этот момент у меня в голове никак не укладывался. С одной стороны, обращение с людьми как со скотом, с другой — вовсе не показная любовь к ближнему и оказание поддержки.

Куроедов в этом плане был самым наглядным примером — помещик до мозга костей и в то же время глубоко верующий человек со всеми сопутствующими заморочками. Он вполне искренне считал, что его успех в бизнесе связан с божьим благословением. Не зря же у нас здесь святой старец появился.

В полемику на эту тему я не вступал, придерживаясь своего мнения. Не те у нас с Лёшкой задачи и лезть в «чужой монастырь» не стоит.

Вернулся Куроедов не только с товаром, но и парочку интересных личностей привёз. Всё же не зря мы дарили и продавали свои справочники. Нашлись люди, кто захотел познакомиться с авторами. Ксенофонт Данилович себя причислил к специалистам, но на некоторые вопросы ответить не мог.

— Пётр Александрович Дубовицкий, — представил Куроедов одного из спутников. — Экстраординарный профессор Казанского университета.

— Очень приятно, — поприветствовал я профессора, недоумевая в связи с его появлением в нашей глуши. Неужели тоже к старцу Самарскому?

— Прозоров Григорий Михайлович, — познакомили меня со вторым гостем.

Моё предположение, что это тоже медик, оправдались.

— Доктор медицины. Ждал должности ординарного профессора, но решил посетить наши места, — сообщил Куроедов.

Очень серьёзный поступок, на мой взгляд, и тому должны быть серьёзные причины. Дело в том, что любой выпускник медицинского факультета должен за каждый год своей учёбы (с 1835 года учились пять лет) отработать на государство полтора года. И послать молодого медика могли в любое место — будь то полковой госпиталь, военная крепость на Кавказе или должность уездного врача. Работа тяжёлая и не особо хорошо оплачиваемая.