— Кхм… — бормочу. — Супер.

Еще неделю назад мне этот день что шел, что ехал. Сейчас я в той фазе развития, когда выбирать для нее подарок — это то, к чему я не готов. Если я его выберу, она запомнит надолго, потому что только для нее одной я выбирал подарки со стопроцентным персональным подходом.

— Я тебя люблю, ваше величество, Дубцов, — произносит вдруг. — Хорошего вечера. Пока, — кладет трубку.

Поигрывая челюстью, смотрю на телефон.

И что это, мать его, было?

Кирилл

Она умеет врезать мне по яйцам.

Шандарахнуть так, что в башке Революция, твою мать, из-за которой выпадаю из реальности так плотно, что не сразу реагирую на вопрос Стаса.

— Что? — перевожу на него взгляд, оторвав глаза от мелькающей за окном машины Баркова картинки.

— Можно мне Таню склеить? — повторяет, с ухмылкой развалившись рядом со мной на заднем сидении.

— А я при чем? — спрашиваю придурка.

На переднем пассажирском Алёна, и ее присутствие в салоне делает этот разговор ни хрена не безобидным. Зная, какие приходы способны накрывать мою гормонально нестабильную девушку, взглядом даю брату понять, чтобы заткнулся.

Он три дня в полной завязке, поэтому соображает быстро. Почесав голову, меняет тему:

— Завтра у меня вольная?

Стуча по колену телефоном, радую:

— Да.

— Юхуууу, — расцветает. — Высплюсь, блин.

Отворачиваюсь и погружаюсь в мрачное понимание, что мне рядом чертовски не хватает Калининой. Возможно, это накопительный эффект, но именно сейчас эту потребность я чувствую остро, почти физически.

Я хочу, чтобы она была здесь, со мной. Вечер заиграл бы другими красками, чтоб оно все провалилось. С сексом или без, пофиг. Быть рядом с ней и не претендовать на ее тело — клиническое испытание для моего мозга, но на крайний случай я всегда могу придумать офигенное применение ее пухлому розовому рту. И своему рту тоже.

Твою мать.

Ее оргазмы — это то, чего мне не забыть никогда. Ее вкус я тоже отлично помню. Воспоминания гребаным зудом собираются в штанах, натягивая ширинку и принося телесный дискомфорт.

Ее рот, мой рот. Этот беспонтовый праздник вдруг приобретает ярчайший смысл. Я бы мог просто влюбиться в этот день до пенсии.

“Я тебя люблю…” — шелестит в голове тихий нежный голос.

Когда она бросила меня, я был в аффекте. До того дня я не сомневался в том, что она меня любит, хоть и не говорила ни разу, а потом решил, что мне показалось. Я не искал ее. Блять. Может, я дебил?

Угрюмо глядя в окно, понимаю, что не хочу в клуб, но терять социальные связи в моей ситуации было бы полным идиотизмом. Сейчас мне пригодятся любые, плюс ко всему, в качестве рекламной кампании нам с Барковым стоит почаще светить фейсами в таких местах, как “Барабуля”. Моя фамилия и его фамилия — визитная карточка всего проекта.

Расслабиться это не помогает.

Очевидно, больше вколачивать в мою башку гвозди Аня не собирается. Проверив ее социальные сети, вижу, что она в офлайне.

Зажав в в кулаке телефон, кладу локоть на подоконник и прижимаю кулак к губам.

Спит?

Ее соседку выпивали, и представляя ее одну в больничной палате в разгар гребаного Дня всех влюбленных мне вдруг охеренно дискомфортно.

Че мне сделать?

Выкрасть ее оттуда, твою мать?

Я тоже большой мальчик. Потерплю.

Мне придется очень долго терпеть, потому что я не могу взять ее с собой к Стасу на диван. Не могу жить в ее доме вместе с ней. Мне нужна машина брата. От него мне нужно еще кое-что, но прежде чем я у него это попрошу, мне нужно хорошенько подумать.

Желание отключить башку хотя бы на пару часов нестерпимое. По крайней мере я знаю, где Аня вместе с моим ребенком находится. Блин. Кажется, завтра я куплю ей цветы.

— Не дрова везешь… — слышу возмущенную претензию с переднего пассажирского.

Машина собирает колесами кочки и ямки на подъезде к клубу, потому что подъезжаем к нему со стороны узкого двора старомодных исторических пятиэтажек.

— На, — Барков вручает своей девушке конфету в красной обертке. — Займись чем-нибудь.

Алёна фыркает, задерживая взгляд на его лице.

Чтобы не видеть это обмен ментальностями, смотрю в потолок.

Вырулив на парковку, Никита пристраивает машину на свободном месте во дворе.

Выходим из машины и пешком преодолеваем тридцать метров до забитого пьяным народом крыльца. Сигаретный дым забивает нос. Гогот и голоса сыпятся со всех сторон. Когда заходим внутрь, добавляется еще и музыка, которая топчется по мозгам.